Вне себя от ужаса и отвращения я отвернулся, как раз когда шлюп взорвался ливнем переломанных рей и шпангоутов. Разорванный корпус быстро затонул, оставив лишь плававшие обломки и конец бизани с изорванным лоскутом черного вымпела, все еще державшегося на мачте и обозначавшего могилу судна. За это время кошмарная тварь закончила свой ужин, сползла с рифа и исчезла в океане.
ГЛАВА 7
ПЕРВОЕ ЧУДО МИРА ПРИРОДЫ
Мы ринулись на полном ходу к «Нэнси Доусон». Сэр Гилберт, скорее всего, видел разрушение шлюпа, и яхта под парами дожидалась нас, не трогаясь с места. Большой кран медленно наклонился с борта, готовый поднять нас. Дядюшка Гилберт стоял рядом с ним, крича сквозь разукрашенный рупор из картохранилища и размахивая свободной рукой, без необходимости вынуждая нас суетиться. Капитан Дин сидел за пулеметом Норденфельда, поворачивая его из стороны в сторону, настороженно дожидаясь появления монстра.
Смерть солнца погрузила мир в постоянный адский полусумрак, который придавал утру отсвет обреченности. Смятенный разум прокручивал передо мной картины грядущего ужаса — в следующий раз спрут заберет нас, ведь мы похитили шар серой амбры, посягнули на его клад! Он мог сплющить купол кончиком щупальца и выковырнуть нас оттуда, как червяков из яблока. В противоположность акуле, показавшейся мне примитивной жестокой тварью, исполин был вполне разумен — отсвет мыслительной деятельности и даже некоторый намек на душу, если учесть сентиментальную привязанность этой твари к своему хранилищу, мерцал в его глазах.
Фиббс аккуратно подвел катер к «Нэнси Доусон», Табби спустился по трапу и стал помогать Хасбро пришвартоваться, чтобы потом бортовой кран подцепил нас и поднял на борт яхты. В купол до сих пор поступал воздух, издавая низкий свистящий шум, и нам с Сент-Ивом ничего не оставалось, как только сидеть и принуждать себя к терпению. Ждать, впрочем, пришлось недолго — вода забурлила, и, хотя вглядеться в глубину не удавалось из-за дымной тени, скрывшей солнце, мы уловили очертания всплывавшей громадной темной туши. Сент-Ив выкрикнул предупреждение в переговорную трубу, но дядюшке Гилберту оно не требовалось — он тоже заметил чудовище и просто пританцовывал в ожидании на палубе, тыча пальцем вниз. Старик вел себя совершенно по-мальчишески и, похоже, искренне радовался появлению монстра.
Хасбро и Табби взглянули за борт и с удвоенной скоростью принялись крепить канаты — работу, особенно в критической ситуации, не годится бросать на половине, тем более что ее результат может стоить жизни твоим друзьям.
— Яркий способ умереть, — сказал Сент-Ив, понимая, о чем я думаю.
— Верно, — отозвался я, стараясь сохранять тот же настрой. — Будет о чем поболтать на том свете.
И вот из воды показался кончик громадного щупальца, искавшего опору, а затем надежно укрепившегося на палубе катера с помощью огромных присосок. Потом появилось второе — спрут вознамерился забраться к нам на борт, что было в каком-то смысле для него предпочтительнее: к чему разрывать на куски суденышко, как это произошло с пиратским шлюпом, когда можно просто сплющить его своим весом? Мы сползали к левому борту, пока исполин выбирался наверх, и продолжали сползать, пока полпалубы не покрыла вода. Табби замер в нескольких футах от борта, глядя на заполняющую катер тварь, и в какой-то момент попался ей на глаза; чудовище принялось нагло его рассматривать. Потом из моря поднялось новое щупальце, двигавшееся на удивление медленно. С почти парализующей мягкостью оно сняло предположительно приносящий удачу боллинджер с макушки Табби. Я подумал об увиденном нами скоплении безделиц на дне пещеры, и мне пришло в голову, что спруту очень понравилась эта шляпа, а потом я ужаснулся, ведь Табби, не знавший страха, может попытаться забрать ее назад.
Капитан Дин развернул пулемет и навел его на монстра, высящегося на палубе катера такой горой, что верх его мантии могло разнести в клочья, не затронув Табби.
— Не стрелять! — рявкнул сэр Гилберт в рупор, голос его был слышен даже в колоколе.
Табби отвесил твари сдержанный поклон и, решительно тряхнув головой, вынул из щупальца свою шляпу, а потом водрузил ее на прежнее место и аккуратно пришлепнул ладонью.
Спрут мгновение смотрел на него, словно решая, снять ли одну шляпу или и голову тоже, но после заворочался и устремил свой ужасный взгляд на сэра Гилберта. Тот поднял руку ладонью вперед в неуклюжем жесте доброй воли. На лице старика сияла улыбка, долженствующая означать приветствие, но даже с моей точки обзора она смотрелась застывшей — фальшивая улыбка человека, оказавшегося лицом к лицу с расстрельной командой. Еще одно щупальце поднялось из океана и сверху потянулось к дядюшке Гилберту: спрут обращался с ним с каким-то подобием расположения, почти так же, как и с Табби, несмотря на неучтивость последнего по части шляпы. Мне казалось, что все англичане для осьминога были на одно лицо, но Табби и Гилберт, напоминавшие близнецов Кэрролла, без сомнения, казались двойным воплощением щедрого толстяка, почему-то явно импонировавшим спруту. Щупальце коснулось лица Гилберта, и тот не дернулся, но заулыбался куда естественнее, натуралист в нем был зачарован этим отчаянно странным переживанием. Я подумал о мисс Бракен, ждущей в Кингстоне, благословенно не ведающей, что у нее есть соперница.
Признавая всю странность этой идеи, стоило учесть нечто, очевидно сквозившее в отношении этой твари к дяде Гилберту, ведь оттого мысль и появилась в моем мозгу. Щупальце вновь пришло в движение — спрут осторожно вынул рупор из руки старика и поднес его ближе к одному из собственных глаз, вглядываясь в предмет. Неужели его привлекло изображение свирепого осьминога и он узнал в нем себя? Я молился, чтобы так оно и было, ибо существование подобного рисунка могло быть принято исполином за свидетельство нашего высокого уважения к головоногим, если не обожествления их.
Рупор описывал ленивые круги в воздухе, удерживаемый изгибающимся щупальцем, пока чудовище неотрывно рассматривало сэра Гилберта, который непринужденно склонился, чтобы отстегнуть вант-трап [74], висевший на перилах «Нэнси Доусон». Нижняя ступенька упала на палубу катера, словно старик предлагал спруту подняться на борт яхты. А далее сэр Гилберт сунул руку в жилет и, вытащив карманные часы, принялся покачивать сверкающим предметом перед исполином, в то же время делая четыре рассчитанных шага назад — не от страха, имейте в виду, а явно намеренных.
Отступая подобным образом, он что-то прокричал Фиббсу, жестом свободной руки призывая продолжать подъем нашего колокола и катера. Фиббс воздел руки вверх — дескать, что за безумие, тем не менее храбро полез на борт «Нэнси Доусон», проскользнув меньше чем в пяти футах от колышущейся туши монстра, медленно подошел к большому крану и сел за рычаги управления.
Было ясно, что старик Гилберт намерен заманить осьминога на борт яхты, зачем — одному небу ведомо. И чудовище, то ли вожделевшее карманные часы, то ли загипнотизированное их качанием, не отвлеклось от них, даже когда Фиббс запустил двигатель крана в какофонии дыма и шума. Более того, сосредоточенный спрут втягивался теперь на «Нэнси Доусон», и яхта кренилась на штирборт. Гилберт выделывал сложные жесты свободной рукой, указывая назад и вниз, в направлении среднего трюма, верхний люк которого вскоре (я молился об этом) будет запечатан корпусом катера, который уже поднимался в воздух, безошибочно направляемый пыхтящей машиной Фиббса. Гилберт осторожно пятился, часы раскачивались на цепочке, а осьминог крушил поручни, заливая палубу водой. Капитан Дин с каменным лицом, не двинув ни единым мускулом, восседал у своего орудия — пальцы сомкнуты на спусковом механизме.
Теперь Гилберт продвигался по круто снижающейся палубе, жестами приглашая за собой монстра, и тот полз следом в скользящей, грациозной манере, перетаскивая неисчислимые тонны щупалец — одно смело Норденфельдов пулемет и капитана Дина за борт до того, как тот успел среагировать, по пути оно сокрушило рубку фордека. Присоски громко чмокали. Сбившаяся на корме команда смотрела на громадную пятнистую тварь с ужасом и любопытством.