По пути следования угнанного экипажа, футах в пятидесяти отсюда, стояло ландо с кучером-грубияном, давеча разминувшееся с нами у выбоины. Бородатый мужчина в пенсне и шляпе-хомбурге высунулся в окно и глянул назад, в нашу сторону. Похоже, кроме него, внутри никого не было, хотя несколько минут назад там сидело несколько человек.
— Смотрите! — завопил я, указывая туда. — Клянусь богом. Люциус Ханиуэлл!
Это была не догадка, а вполне обоснованное предположение. Мы с Табби поднажали, но еще пересекали улицу, когда карета дяди Гилберта проскочила мимо ландо, которое сразу же выехало на мостовую; через пару минут оба экипажа исчезли за поворотом. Всё произошло стремительно — у меня куда больше ушло времени на рассказ.
Мы вернулись туда, где лежал на дороге оглушенный бедняга Боггс. Хасбро и Сент-Ив уже проверили ему пульс и осмотрели набухающую шишку. Героический кучер сэра Гилберта пребывал в беспамятстве, и после краткого обмена мнениями мы оставили его умелым костоправам в Апотекариз-Холл, а сами под стихающим дождем направились к Динз-Корт. Там находился надземный вход в поперечный тоннель через сток Флита, и мы надеялись, что сумеем спуститься по железной лестнице до сточного русла и не утонуть в процессе.
Однако Табби слишком нервничал, чтобы спокойно следовать этому плану, и донимал нас вопросами.
— Когда мы заберемся в сток, куда после? Вверх или вниз?
— Пока не знаю, — ответил Сент-Ив. — Может, мы найдем ответ на стенах — слизь или еще что-то подскажут, куда пополз спрут. К сожалению, все эти речные стоки — кошмарный лабиринт, путаница туннелей и каналов, тянущихся на восток, к Уолбруку, и на запад, к Тайбёрну, не говоря уже о нижних уровнях с их переходами с одного на другой. Есть, конечно, шанс, что тварь сочтет подземные газы непереносимыми и будет вынуждена вернуться в реку.
— Помоги Бог дяде Гилберту! — выдохнул Табби с несвойственной ему нотой отчаяния в голосе. Мне пришло в голову, что парню предстоит унаследовать изрядное состояние дядюшки, и, однако, он без сомнений готов умереть, спасая жизнь старику, — факт, удваивавший мою решимость оказать обоим Фробишерам хоть какую-то помощь, хотя каждый уходивший миг уменьшал наши шансы найти Гилберта вовремя, чтобы успеть спасти его.
ГЛАВА 9
ПРЕСЛЕДОВАНИЕ
Обычно на Куин-Виктория-стрит могут спокойно разъехаться два экипажа, однако сейчас улица представляла собой сплошной затор. Из-под колес проползавших в обоих направлениях повозок летела жидкая грязь. Мы проталкивались между ними вверх по Сент-Эндрю-Хилл, догадываясь о причине. И наши предположения оправдались: посреди улицы, на боку, собрав вокруг себя толпу зевак, лежала карета сэра Гилберта, колесо отлетело и пробило витрину лавки мясника. Неподалеку стояло и брошенное ландо; оставленные на произвол судьбы лошади фыркали и нервно переступали с ноги на ногу. А наш ящик с амброй продолжал путешествие — его тащили три негодяя, перемещавшиеся теперь пешком. Словоохотливые зеваки рассказали нам, что парни из кареты вели себя грубо, и никто не рискнул с ними связываться, кроме разъяренного мясника, который в итоге оказался в нокауте. Бородача же в хомбурге и пенсне, пассажира ландо, никто не видел.
Мы перешли на бег, поскольку на улице стало посвободнее, и очень скоро выскочили на Ладгейт-Хилл в северной части Динз-Корт, намереваясь воспользоваться входом в сток Флита. Но спускаться туда не потребовалось: исковерканная решетка, груды кирпича и переломленное в нескольких футах над тротуаром дерево, мокрые и перепачканные не только грязью, но и слизью, свидетельствовали о том, что мы нашли осьминога, или, по крайней мере, развалины, которые он оставил за собой. Оставалось понять, куда подевался этот исполин.
Площадь перед центральным входом в собор Святого Павла была совершенно пуста, а вот у западной часовой башни — или в ней — явно что-то происходило: собравшиеся подле нее люди взволнованно переговаривались, показывая пальцами вверх. И тут мы увидели спрута — он воздвигся между колокольнями, за статуей святого Павла, неожиданно показавшейся незначительной на фоне громадного головоногого. Одним щупальцем спрут обвил шею статуи, словно прикидывая, сможет ли эта голова стать полезным трофеем, другим удерживал Гилберта Фробишера. Старик был определенно жив, потому что крутил головой и пытался нагнуться, чтобы посмотреть вниз. Табби радостно замахал ему, громко хохоча, и крикнул: «Он жив!» Голос Фробишера-младшего был хриплым от волнения.
Итак, спрут оберегал своего пленника на протяжении всего опасного пути, а вот о собственной безопасности, как, впрочем, и о сохранности уникального по красоте инженерного сооружения, на котором ныне оказался, практически не заботился. Прочный портлендский камень стен собора выдерживал вес гиганта, но деревянные балки крыши, медные листы кровли… Перед моим внутренним взором предстала жуткая и поучительная картина: дымящиеся руины великолепного собора как следствие неуважения к матери-природе и похищения одного из ее величайших и самых ужасающих творений, беспечно доставленного сюда, чтобы опустошить Лондон.
Из храма вереницей потекли прихожане — они торопливо проходили под высоким портиком, направляемые констеблями и перепуганными церковными служками. Но что бы этим людям ни сообщали, подготовленными к невероятному зрелищу, открывавшемуся им, они не были. Когда они оглядывались, поднимая глаза к серому небу, то видели извивающиеся щупальца невообразимой твари. Осьминог переполз по стене к западной колокольне, где снова остановился и, потянувшись конечностью, напоминавшей толстенную лиану, без усилия сорвал золотое навершие в виде шишки ананаса со шпиля башни. Сувенир? Всей душой я надеялся на это. Навершие было массивным, и я вспомнил, что спрут проломил якорем корпус «Целебесского принца»…
Довольный собой исполин зашевелился и буквально за пару мгновений исчез за часовой башней. Зеваки, стремясь ничего не упустить, рванули под моросящим дождем за ним следом, но по земле. Мы зашагали в том же направлении.
— Смотрите! — сказал Сент-Ив, указывая на открывшийся нашим взглядам газон. Кроме тех, кто тыкал пальцами в небо, тараща глаза, на щетинистой травке стояли два негодяя, участвовавшие в нападении на карету сэра Гилберта. А еще один сидел на деревянном ящике с бесценной серой амброй.
Стараясь поскорее обогнуть газон и незамеченными зайти в тыл похитителям, мы перешли на бег. Тип, отдыхавший на ящике, встал, взвалил его на плечо, что-то сказал сообщникам, и все трое двинулись к южному крылу собора, на Нью-Чейндж-стрит и Чипсайд. Мы следовали за ними, сокращая расстояние. Внезапно воздух взорвался криками, доносившимися от подножия восточной колокольни — вероятно, спрут что-то сотворил. Один из похитителей услышал шум, оглянулся, увидел, что мы приближаемся, и завопил.
Но уже было поздно, потому что Табби понесся яростным спринтом, врезался прямо в кричащего негодяя, жестко отшвырнул его и, вцепившись в того, кто держал ящик, сдавил его, как медведь. Третий рванул прочь, как лошадь в финале забега, легко обогнав нас, и исчез среди повозок и экипажей, забивших Нью-Чейндж: многие коляски и кареты были брошены, люди толпились на дороге, глазея на крышу собора.
Ящик грохнулся, когда Табби повалил бандита, и раскололся о край невысокой ограды, окружавшей соборный сад. Хасбро нырнул вперед еще до того, как он упал, и поймал шар на лету, в прыжке, сделавшем бы честь любому акробату. Однако своим весом он вышиб кусок ограды с железными копьевидными шипами, украшавшими ее верх, и рухнул вместе с ней в сад. Поднялся Хасбро сразу, держа неповрежденную амбру, но из длинного пореза на лбу, где повис лоскут кожи с волосами, текла кровь.
— Это за мистера Боггса! — рявкнул Табби своему пленнику и крепко приложил его по затылку, а потом швырнул его наземь. Прежде чем соперник попытался подняться, Табби прыгнул вперед и пнул его в зад. Негодяй врезался лбом в камень, но сумел как-то по-крабьи подтянуть руки и ноги и, шатаясь, потащился в неопределенном направлении, изумленно оглядываясь на огромный сероватый шар, который держал в руках Хасбро. Мне показалось, что Табби с удовольствием продолжил бы колошматить подонка, но у нас были более важные дела, и медлить мы не могли ни секунды. Сент-Ив достал из жилетного кармана платочек, тщательно свернул его и промокнул рану на голове Хасбро, а после из платка Табби, любезно предложенного владельцем и оказавшегося чуть меньше обычного палубного тента, соорудил повязку, пока я держал злосчастный шар.