Деньги, деньги, эти чертовы деньги… я и правда не понимаю, как именно следует к ним относиться.
Мне вспомнилась фраза, которую я еще школьницей услышала в радиоспектакле под названием «Цинь Цюн закладывает булаву» [48]: «Нехватка медяка делает беспомощным даже героя».
Вот вам и медяк, вот вам и герой Цинь Цюн – будь прокляты эти бумажки!
И все же я была очень признательна своим деньгам – те средства, что лежали на двух моих сберкнижках, обеспечили мне, приехавшей на заработки девушке, вполне безоблачную и достойную жизнь!
Так что воротить нос от денег с моей стороны было бы слишком высокомерно.
Всю дорогу в моей голове беспорядочно крутились всякие мысли: стоило усмирить одну, как всплывала другая, в итоге я забрела невесть куда, прежде чем обнаружила, что иду совершенно в другую сторону.
Я вернулась в гостиницу уже почти в два часа. В холле царила полная тишина – все семейство хозяев из шести человек погрузилось в обеденный сон; для таких случаев на стойке имелся звонок, так что по звонку кто-нибудь из них да выходил.
Когда я уже подходила к своей комнате, позади меня приоткрылась дверь. Оглянувшись, я увидела, как из комнаты Яо Юнь выходит мужчина; наши взгляды пересеклись.
Мужчина поспешил к выходу.
9
На следующий день, когда я пришла в больницу, медсестра передала мне письмо – рано утром его принесла та самая женщина. В нем она сообщала, что информацию обо мне проверила в Интернете и поняла, что я не солгала. Помимо извинений, она признавала, что я отлично справлялась с работой, что все неприятные моменты были сугубо на ее совести, и выражала надежду на то, что я продолжу ухаживать за ее отцом и никуда не уйду…
– Это всего лишь недостаток воспитания, разумеется, это раздражает, но ведь как выпускница Школы медсестер ты должна понимать, что в больнице мы сталкиваемся с таким постоянно. Она признала ошибку в письменной форме, это говорит об искренности с ее стороны, просто прости ее, – принялась уговаривать меня медсестра.
К ней присоединился и заместитель главного врача, сказав, что также заглянул в Интернет и почитал про юйсяньскую Школу медсестер. Он просил подумать меня о постоянной работе в больнице и обещал всячески посодействовать.
По своей природе я человек мягкий и снисходительный.
И я осталась.
Мой подопечный также признал, что был неправ.
– Она моя дочь, – сказал он, – и наняла тебя, чтобы ты заботилась обо мне. Как бы ты ни старалась, ей все будет мало, а мне как быть? Если бы я с ней препирался, а тебя защищал, то каким бы отцом себя показал? Это уж как-то совсем не по-родственному. Ты уж прости меня, старика, впредь я буду тебя хвалить…
Услышав от него такие слова, я решила, что их тоже можно принять за извинение.
Я усмехнулась и кратко ответила: «Спасибо».
Позабыв все обиды, я снова стала его сиделкой.
Когда я закончила смену и вышла на улицу, зарядил моросящий дождь. Пока я сетовала на то, что забыла зонт, кто-то с противоположной стороны улицы ринулся ко мне со своим зонтом. Это была Яо Юнь.
Она сказала, что пришла встретить меня, решив, что я ушла без зонта.
По другую сторону дороги стоял еще один человек с зонтом, похоже мужчина.
Яо Юнь назвала его другом, который якобы просто вызвался нас проводить.
Такое участие с их стороны приятно согрело мне сердце.
В тот вечер на Яо Юнь были короткие шорты и лонгслив из тех, что затягиваются спереди на талии. На лице никакой косметики, голова повязана шелковым платком. Я учуяла слабый запах спиртного и задалась вопросом, где они выпивали.
Ее друг проводил нас до порога гостиницы, за всю дорогу он не произнес ни слова. Мы с Яо Юнь перекинулись парой фраз, но лишь на тему того, как она собирается отмечать Праздник весны и какие на этот день планы у меня. Узнав, что я еще не придумала, она предложила развлечься вместе, и я с радостью согласилась.
Дверь в гостиницу уже была закрыта. После половины одиннадцатого хозяева запирали ее изнутри. Но у меня был ключ – зная, что я возвращаюсь с работы в первом часу ночи, хозяева доверили мне один из ключей. Так им было гораздо удобнее, поскольку у них пропадала необходимость всякий раз вставать среди ночи на мой стук. Когда я открыла дверь, Яо Юнь затащила внутрь своего друга, что стало для меня полным сюрпризом. Сняв туфли за порогом, она взяла их в руки. Это были красные туфли на высоком каблуке, что привело меня в полный ступор. Чмокнув меня в щеку, Яо Юнь тихонько шепнула мне «спокойной ночи» и с туфлями в одной руке, таща за собой друга, крадучись заскочила в свою комнату. Все это произошло настолько стремительно, что на какой-то момент я просто остолбенела.
Зайдя в комнату и взяв на руки Малыша, я уселась на кровать, и тут меня стала терзать мысль: ведь если бы Яо Юнь за мной не пришла, ей бы не удалось так удачно провести в гостиницу своего друга. Кроме того, ее красные туфли на шпильке напомнили мне те самые туфли, которые я наблюдала через свое окошко. Сам собой напрашивался вывод, что той девушкой за окном была она, а мужчиной в туфлях на плоской подошве – тот самый молодой человек, которого она затащила к себе.
Не знаю почему, но мне вдруг очень захотелось, чтобы теми влюбленными, ноги которых я наблюдала, лежа на кровати, оказались Яо Юнь и ее молчаливый приятель.
Я не могла понять наверняка, что именно крылось за всей этой историей с зонтиком и проводами до порога гостиницы – дружеские чувства или же использование меня в корыстных целях. Конечно, мне бы хотелось верить в первое. Но если бы даже меня и правда использовали, я бы ничуть не рассердилась. Напротив, мне это казалось сущим ребячеством и уже потому выглядело милым.
Наверняка я понимала одно: ей не повезло в жизни так, как мне, – ей никто не оставил ста с лишним тысяч.
Размышляя об этом, я почувствовала, как во мне зреет некоторое превосходство.
Вместе с тем я понимала, что этой приехавшей с северо-востока девушке, в семье которой образовалось сразу два безработных и которая, как и я, отправилась на заработки в далекий Шэньчжэнь, любящий мужчина был просто необходим. Ничего страшного, что у нее появился приятель, и даже не проблема, что