Еще один пример. Любители поэзии могут вспомнить известное со школьной скамьи стихотворение М.Ю. Лермонтова «На севере диком», которое на самом деле представляет собой перевод стихотворения Гейне. Посмотрим на три текста – оригинал на немецком и два русских перевода.
Текст Гейне
Ein Fichtenbaum steht einsam
Im Norden auf kahler Höh';
Ihn schläfert; mit weißer Decke
Umhüllen ihn Eis und Schnee.
Er träumt von einer Palme,
Die, fern im Morgenland,
Einsam und schweigend trauert
Auf brennender Felsenwand.
Перевод Лермонтова
На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна.
И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим
Одета, как ризой, она.
И снится ей все, что в пустыне далекой,
В том крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утесе горючем
Прекрасная пальма растет.
Перевод Тютчева
На севере мрачном, на дикой скале
Кедр одинокий под снегом белеет,
И сладко заснул он в инистой мгле,
И сон его вьюга лелеет.
Про юную пальму все снится ему,
Что в дальных пределах Востока,
Под пламенным небом, на знойном холму
Стоит и цветет, одинока…
Слово Fichtenbaum (пихта) в немецком языке – мужского рода, Palme (пальма) – женского. Лермонтов перевел Fichtenbaum как «сосна», проигнорировав род существительного. О том, что получилось в результате, прекрасно написал Л.В. Щерба: «Совершенно очевидно ‹…›, что мужеский род (Fichtenbaum, а не Fichte) не случаен и что в своем противоположении женскому роду Palme он создаст образ мужской неудовлетворенной любви к далекой, а потому недоступной женщине. Лермонтов женским родом сосны отнял у образа всю его любовную устремленность и превратил сильную мужскую любовь в прекраснодушные мечты» [49]. Тютчев же эту интригу сохранил, пожертвовав точностью лексической (кедр) ради точности грамматической, которая и задает драму всего стихотворения.
Увидел одного – увидел всех?
Увидишь одного льва, ты видел всех; увидишь одну овцу, тоже видел всех; но увидеть одного человека – это увидеть только одного человека, да и того не распознать.
Самое первое представление о категориях принадлежит Аристотелю. Древний грек был достаточно категоричен и утверждал, что:
1) принадлежность того или иного предмета или явления к определенной категории определяется по необходимым и достаточным критериям;
2) все представители категории обладают этими критериями;
3) критерии бинарны: они либо присутствуют, либо отсутствуют у предмета;
4) любой предмет либо принадлежит конкретной категории, либо нет;
5) каждый член категории в равной степени хорошо ее представляет.
Яркий пример такой идеальной аристотелевской категории – квадрат. Он обладает четкими критериями: закрытая плоская фигура, четыре равные по длине стороны, четыре равных внутренних угла. Эта категория включает в себя абсолютно все квадраты на Земле и исключает – по одному или нескольким критериям – прямоугольники, круги, ромбы и овалы.
По этой классификации вот как можно представить различия между девочкой, мальчиком, женщиной и мужчиной на основе всего трех необходимых и достаточных критериев:
Долгое время лингвистика опиралась именно на такой классический подход к категориям. Он же используется и при обучении искусственного интеллекта и нейросетей – помните пример из эпиграфа к главе про нейронауки? «Король минус человек плюс женщина равно королева», а «Доктор минус мужчина плюс женщина равно медсестра».
Но дело в том, что необходимые и достаточные критерии не всегда так уж необходимы и так уж достаточны для того, чтобы отнести предмет или явление к какой-либо категории, а разные члены категории могут представлять ее лучше или хуже. Возможно, если ты видел один квадрат – ты действительно видел их все, но применимо ли это к людям и к животным?
Великая сила контекста
На отнесение какого-либо объекта к определенной категории влияют не только его объективные физические признаки, но и наш личный опыт взаимодействия с ним, а также контекст – та дополнительная информация, которую нам сообщают.
В 70-е годы американский лингвист Уильям Лабов проводил серию экспериментов, в которой по рисункам просили определить испытуемых, что перед ними – чашка или миска [50].
Если людям ничего не говорили о содержимом сосуда, то в своих ответах они ориентировались на форму: чем больше была площадь основания, тем больше людей называли предмет миской:
Если же испытуемым сообщали, что этот сосуд используется для еды, то гораздо больше людей были склонны назвать его миской, а не чашкой – при неизменной внешней форме:
Влияли на выбор и другие факторы – например, сообщение о материале, из которого изготовлен сосуд (стекло, фарфор, глина и так далее).
Получается, что в реальном мире между категориями отсутствуют четкие границы, и один и тот же предмет может категоризироваться по-разному. Подтверждают это и наблюдения за речью маленьких детей: очень мохнатую собаку они могут назвать мишкой, а верблюда или зебру – лошадкой.
Домой, на базу!
И снова вспомним о нашей матрешке. Категории тоже могут «вкладываться» одна в другую по принципу концентрических кругов. Один и тот же предмет или явление могут быть отнесены к нескольким категориям разного «масштаба». Например, немецкая овчарка – это и животное, и млекопитающее, и собака, и овчарка. Эти категории для нас неравноценны, так как мы в разной степени обращаемся к ним в повседневной жизни.
Самые важные для человека с практической точки зрения категории называются категориями базового уровня, именно их мы используем при ответе на вопрос «Что это?» или «Кто это?».
От частного к общему: немецкая овчарка → овчарка → собака → млекопитающее → животное
Категории базового уровня определяются четырьмя основными факторами [51]:
1) перцептивный: схожесть внешнего облика, единый мысленный образ, быстрое узнавание;
2) функциональный: общая моторная программа взаимодействия с представителями категории (кошек можно гладить, цветы нюхать, мячи катать и подбрасывать и т. д.);
3) языковой: короткие, высокочастотные и стилистически нейтральные слова, усваиваемые в раннем детстве;
4) организация знаний: о членах базовых категорий можно с наименьшим когнитивным усилием извлечь наибольший объем сведений (принцип «когнитивной экономии»).
Описать абстрактное «животное» и то, как человек с ним взаимодействует, гораздо сложнее, чем лошадь,