буйствует над городом луна!
Пара
Лишь только решил: позвоню-ка жене,
как тотчас она затрезвонила мне.
Спросить не успев, получаю ответ.
А ты говоришь, телепатии нет.
Народная версия: муж и жена
одна сатана – для безлюбых верна.
Я так полагаю, дожив до седин:
у любящих – ангел-хранитель один.
Точнее, у каждого свой искони,
но в паре посменно дежурят они.
А враг человечества, жутко сердит,
смоля самокрутку, в сторонке сидит…
Что если…
Эй, проклинатели, должно ли вздором
скверные ваши слова почитать?
Что если мир существует, в котором
бранная речь убивает, как тать?
Брату в сердцах пожелаете смерти —
в энной вселенной скончается тот.
Сколько миров у Творца на мольберте?
Что если прóклятый – в каждом умрёт?
Древние знали, по мысли Поэта,
силу, которую слово несло…
Что если помнится практика эта
теми, кто речь применяет во зло?
HIDROGENII OXYDUM
Земля сегодня – свалка ширпотреба.
Земля позавчера – плавильный цех.
Из недр её вознёсся пар до неба,
и небо пролилось, как рваный мех.
И лёд зимой, и паводок весенний,
и плёс, переходимый с лета вброд:
вся эта цепь волшебных превращений —
окисленный («сгоревший») водород.
Природа кропотливо связи множит:
беспримесное – пусто иль мертво.
И даже день, который пресно прожит,
сладит сознанье краткости его…
Фанагория. Стела Дария Первого
В Милете, одержав победу над восстаньем,
успех отметил царь плитою с назиданьем,
но стелу город снёс, когда вернул свободу,
а камни уступил торговцу-мореходу.
И знак триумфа стал, как то бывает часто,
востребованным вновь лишь в качестве балласта.
Купеческий корабль исчез в морском тумане —
и вёсла осушил у берега Тамани…
За двадцать пять веков от многих государей
остался только прах. А что оставил Дарий?
На мраморной плите, раскопанной недавно, —
хвала царю царей, ушедшему бесславно.
Межсезонье
Бела зима, пока расстелен
по всей округе снежный плат.
Красна весна, доколе зелен,
и ал, и жёлт её наряд.
А меж зимою и весною
стоит пора, когда вода
выносит сор, подобно гною,
на свет из-под коросты льда.
Округа пудрится спросонья,
но быстро тает новый снег…
Не век продлится межсезонье.
Вы как считаете: не век?
Мы
Что за крест уготован России
за великие наши грехи?
К Богородице Деве Марии
обращаю мирские стихи.
Походатайствуй, Матушка Божья,
перед Сыном Своим за того,
кто прощения ждёт у подножья
золотого престола Его.
Мы зовёмся народом единым,
но идём в одиночку на Суд.
Виноватых ищи по сединам.
Молодые пускай подрастут…
Послевкусие
Дневник вести ленюсь, а память вероломна:
что в ней отражено, попробуй рассмотри…
Вот город на Оке – сестра Москвы Коломна.
Её зубчатый кремль. Её монастыри.
На пристани народ заезжий гоношится.
Воскресный теплоход зашёл на островок.
Здесь буйствуют слепни! Зато растёт душица,
изводчица хвороб, изгонщица тревог.
Познания мои в градостроенье скромны:
я всё перезабыл, о чём поведал гид.
Но помню пряный чай с душицей из Коломны,
с речного островка в окладе из ракит.
Знаки
Сегодня, спозаранок, у перрона
недоброе накаркала ворона,
незримая среди грачиных гнёзд,
как чёрная дыра меж тёмных звёзд.
А ночью перешла дорогу крыса,
грязна, как мировая закулиса,
и юркнула в подвал, а может, в ад:
не знаю, не заметил, виноват.
Вы думаете, все приметы – враки?
Во что судьба слагает эти знаки,
в какой недешифрируемый код?
…Куда понятней был бы чёрный кот.
Майское утро
Зарёй облака, точно кровью бинты,
набухли, и, венчики вверх поднимая,
тревожно сканируют небо цветы,
локаторы мая.
Небесная кровь у предела земли
светлеет и льётся рекою молочной.
Иль это сады небосклон замели
метелью цветочной?
Неспешная прежде, сегодня резва
хозяйка-весна. В осторожных ладонях
грачиные гнёзда укрыла листва
от глаз посторонних.
Соло
Жизнь, увы, не делается слаще:
либо горше, либо солоней.
Тем отрадней, что в бетонной чаще —
в городе – защёлкал соловей.
Дверь балконная открыта: ночью
воздух после ливня свеж и чист —
слышу, как, невидимый воочью,
мастер-класс ведёт лесной солист!
Мир земной – в предощущенье краха:
без пяти двенадцать на часах…
Сколько весит серенькая птаха
на вселенских замерших весах?
Шестое июня
Ясный день, улыбка лета.
У реки, в потоке света,
опираясь на гранит,
Пушкин бронзовый сидит.
Вот, почуя вдохновенье,
поднял руки на мгновенье…
Или крылья распростёр,
что незримы до сих пор?
«Королей» литературы,
мельтешащих у скульптуры,
бронзовеющих вождей
Пушкин бронзовый – живей!
Друкарь
Как несколько земель, чья слава – не химера,
оспаривали честь быть родиной Гомера,
так несколько Церквей, чьи прения старинны,
не сходятся