«А ты не пой, а ты не плачь…»
А ты не пой, а ты не плачь,
Что пользы от того!
Ты лучше сердце раскулачь
Соседа своего!
Сосед любим. – Его жена
Нежна и хороша.
А у тебя лишь тишина,
Да нищая душа!
Соседа сердце велико,
Любовь в нем и цветы.
Ты отбери у старика
И нежность, и мечты…
Ты по миру его пусти,
Пусть клянчит под окном, —
Ведь все равно цветам цвести,
Таков весны закон.
«Жил-был бродяга серый волк…»
Жил-был бродяга серый волк,
Красавец серый волк,
Он поступил в пехотный полк,
Простым солдатом в полк…
Простым бойцом в пехотный полк
Зачислен наш бродяга волк
На целых десять лет!
Вот тянет лямку серый волк,
Красавец серый волк;
В поход пошел пехотный полк,
В поход пехотный полк…
И проклинает службу волк,
И службу, и пехотный полк
Все целых десять лет…
Жену оставил дома волк,
Красотку, серый волк, —
Чтоб черт побрал пехотный полк,
Ах, весь пехотный полк!
Устал в походе серый волк,
И надоел пехотный полк,
Ведь целых десять лет!
И дезертировал наш волк,
Красавец серый волк,
Он бросил свой пехотный полк,
Навеки бросил полк.
И вот, забыв пехотный полк,
С женой гуляет серый волк,
Забыв про десять лет.
«Вот только ветер бил крылом…»
Вот только ветер бил крылом
По напряженной груди Волги,
И вдруг затишье проплыло
Дыханьем медленным и долгим…
Над скользким зеркалом воды,
С волной не чувствуя разлада,
Душистая, как майский дым,
Течет глубокая прохлада…
«Крылатый бог барахтается в луже…»
Крылатый бог барахтается в луже
(Не радуйся чужой беде, юнец!), —
Каррарский мрамор от российской стужи
Синеет; парк, ощипанный вконец,
Уже не в силах защитить Эрота, —
Четыре ветра, встав вполоборота,
Остервеневши свищут, – бог озяб…
Бог думает: как холодно, однако, —
Собачья жизнь! Так больше жить нельзя!..
И умирает просто, как собака…
«Будто с тонких хоботков…»
Будто с тонких хоботков
Бабочек ночных и мошек
Мрак струится и легко
Заполняет глубь окошек…
Будто с легкого крыла
Пух летит, – кружась по воле,
Очарованная мгла
Падает на лес и поле.
Спишь? На краткий миг очнись,
Ночи выслушай известья:
Шорох бабочек ночных
Заполняет все предместья.
Ночь как снегом замело
Белым пламенем черемух, —
Все беззвучно, все бело,
Вплоть до уголков укромных.
Между прочим
Однажды заходит ко мне Алексей Степаныч
Молчалин и говорит:
– Нужно, голубчик, погодить…
Забавно, что не стал обузой,
А тянется немало лет,
Моя седеющая муза,
Безрадостный наш tête-à-tête!
Не стоит вспоминать, что было, —
Судьба не баловала нас!
Наш слава адресок забыла,
Забыла и не кажет глаз!..
Лениво маятник качая,
Осенним медленным дождем
Стучат минуты… Мы скучаем…
Сидим, молчим, скучаем, ждем…
Сидим и ждем… Одна утеха:
Позлить сутяг, дельцов и док.
Мы говорим: а нам не к спеху,
Мы можем погодить годок…
Мы можем погодить, покуда
Не истечет весь счет годам,
Авось склероз или простуда
Бессмертие приблизят к нам.
«Струится мрак давным-давно…»
Струится мрак давным-давно
В окно тобой забытое
В мое печальное окно
И всем ветрам открытое
Хотя бы посмотреть зашла
Как я живу невесело,
Ну хоть бы лампочку зажгла
Окошко занавесила
На сердце полночи темней,
Хоть не всерьез, хоть в шуточку
Зашла б, любимая, ко мне
Хотя бы на минуточку
Всю ночь звучит один мотив:
Горю тоскуя – мочи нет
Ну что бы стоило зайти
Сказать спокойной ночи мне
Летят с черемухи цветы
Душистою порошею
Какая ты… какая ты…
Какая нехорошая
«А я б и от любви сбежал…»
А я б и от любви сбежал,
Стоило попытаться
Да жаль
О собственное сердце
Ноги заплетаются
«Все это, кроме неба, понятно…»
Все это, кроме неба, понятно,
Ерунда сплошь.
Одни только солнечные пятна —
Истина, остальное ложь
Иван Ахметьев
Поэт Иван Пулькин
Иван Иванович Пулькин родился 12 января 1903 в дер. Шишково Яропольской волости Волоколамского уезда. Семья была крестьянская, но близость Москвы сказывалась: отец там работал у фабриканта Краснова на Лесной улице, а в деревне бывал наездами. Иван был старшим ребенком в семье, а всего было восемь детей, из которых двое умерли в младенчестве, а еще один мальчик умер в шесть лет. Мировую войну отец провел в австрийском плену, работал на ферме. Тамошняя жизнь ему понравилась. Вернувшись на родину, он присоединился к евангельским христианам-баптистам. Родители жили в деревне до начала 1930-х, а дети один за другим перебирались в Москву. В колхоз не вступали. Иван с 1914 после окончания трех классов сельской школы работал мальчиком в трактире до осени. Потом отвезли в Москву, работал у электромонтера, водопроводчика Михайлова в типографии Свиридова и Мартынова. Потом