Заливка мне понравилась меньше, в памяти осталась лишь тяжёлая чугунная ванна, данная мне на время старым Карасём, в которой, стирая черенки лопат о борта, мы замешивали с Сашкой раствор.
Кирпичный цоколь возводил Юра Пеле из Сапожка, который всё время бодро кричал: «Грязи, негры! Грязи!», а мы с Витей Лупаном месили цементный раствор в той же ванне и вёдрами, бегом относили ему требуемое. Вообще, работа в коллективе всегда выполнялась почему-то с максимальной скоростью: стоило мне привлечь каких-нибудь помощников, как мы начинали подгонять друг друга, не ходили, а семенили с тяжёлыми вёдрами, движения становились резкими, так что потом приходилось устраивать долгие перекуры и вести медленные, вдумчивые беседы. В один вечер мы так хорошо передохнули, что подрались.
За кирпичом мы ездили с шестилетним сыном в Можары, где во время великого переселения народов осела вялая или немощная часть венгров, отказавшихся от эмиграции в Европу. Милая учётчица даже провела нам с ребёнком экскурсию по кирпичному заводу, и меня восхитили карусельки транспортёра, похожего на канатную дорогу, по которой вылепленные кирпичи переезжали в сарай с печью для обжига, а потом, обожжённые, вздувшиеся, как хлебная корочка, или полусырые, отправлялись на склад.
Сын воспринял кирпичный завод спокойнее.
Юра Пеле материл кирпичи, изготовителей и их мадьярских предков, но я думаю, это просто пижонство. Цоколь, возведённый Юрой со второй попытки из этих корявых кирпичей, стоит и пока не трескается, печка, сложенная из них покойным Мишкой Осиповым, обогревает дом и не дымит.
Сруб собирали пять узбеков из Ферганской долины. Они подкармливали меня похлёбкой из куриных окорочков и макарон, а я их возил на речку купаться. Самый молодой из них, Бабыр, из которого била молодая энергия, каждый день по несколько раз оглядывался с широкой улыбкой вокруг, обводил взглядом наши осокоря, шевелящиеся вдоль Кривелька, заросшие покосы, далёкую насыпь дороги, по которой иногда проезжали машины, и восхищённо говорил: «Лето! Россия!» Видел бы он алтайские горы или поросшие белым мхом карельские каменные лбы над лесными озёрами – ещё не так запел бы! Но Бабыру было хорошо и от нашего кривельского ландшафта, и трудно было не присоединиться к этой незамысловатой радости. Я тоже оглядывался и тоже находил что-то хорошее – осокоря, заросшие покосы, насыпь дороги.
– У нас один очень хороший человек жил в селе, – рассказывал самый пожилой узбек, увидев, что я выбираю место для строительства сортира. – Все его уважали, семья большая была. Купил участок у другого человека. Там в одном месте раньше туалет стоял, потом сломали его, яму засыпали. И вот этот человек, купивший участок, не знал этого, пошёл, стал там копать и провалился в старую яму от туалета. И умер. Задохнулся в этом… жидком.
У всех моих узбеков стали очень серьёзные, даже сердитые лица. Они молчали.
– Бывает, – не зная, что сказать, ответил я.
– Не бывает, – строго одёрнул меня старший узбек. – Так очень нехорошо. Вроде такой хороший человек был, а так плохо умер!
Видно было, что они сильно не одобряют поступок этого несчастного человека.
Эта история на меня подействовала. Не в том плане, что я стал осторожнее работать лопатой, скорее я стал размышлять о том, что иногда даже случайностям нет оправдания, а долгая правильная жизнь не защитит тебя от тупости мира. Что кроме правильной жизни должно быть что-то ещё очень важное, а что – не знаю.
Как-то, ещё лет десять назад, на рыбалке я встретил бабку, идущую пешком вдоль поля на кладбище к мужу на могилку. Бабка несла банку с краской-серебрянкой и кисточки. Муж, по её словам, был очень хороший человек, тихий, непьющий, честный такой.
«Повезло вам», – сказал я.
«Какое уж тут везение? Ни грехов, ни жизни!» – горько подвела свой итог бабка и пошла дальше в сторону кладбища.
Стройка продолжалась, плана не было, дом рос, как растут растения или грибы, строительные этапы иногда путались между собой, но всё же потихоньку сменяли друг друга, я настелил черновые и чистовые полы, утеплил потолок, вставил дверь и окна, и к зиме в доме можно было ночевать.
Моя давнишняя борьба с алкоголем как будто явилась одним из этапов строительства. Крещение в холодной реке не помогло. Сил не было, руки тряслись, по утрам одолевал холодный похмельный ужас, я надеялся, что этот, самый трудный этап создания дома будет последним, я брошу пить и спокойно, счастливо заживу в своём доме. Сейчас, спустя восемь лет, мне смешно смотреть на мою тогдашнюю наивность.
Дом никогда не перестаёт строиться, его нужно выращивать неустанно и заботливо. В этом деле, как и в борьбе с алкоголем, последний этап не наступает никогда.
Строительство дома – это подъём пешком вверх по бесконечному опускающемуся эскалатору. Ветры, солнце и другие погодные явления, птицы, мыши, гнилостные бактерии, люди (в том числе и ты сам), жуки-древоточцы потихоньку разрушают твой дом, а ты торопишься обогнать их, да ещё пристраиваешь себе террасу, баню, ковыряешься в огороде и травишь на картошке колорадских жуков, пилишь дрова, которые вылетают с дымом в трубу, выкашиваешь по два раза за лето двор, зарастающий терпеливыми, неутомимыми травами, чинишь бензопилу с культиватором и вытираешь руки промасленными тряпками.
Терраса, летний душ, карнизы для занавесок, полочки для посуды и особенно баня крепче привязывают любимую к этому месту, игровая площадка с лесенками и канатами на старом осокоре и отдельное помещение над баней делают дом уютнее для сына.
Но кое-где начинает подтекать крыша террасы, ураган роняет полста метров забора, мыши портят молодые яблони, землеройки портят грядки, птицы весной и осенью активно вытаскивают паклю из стен, пьяный Витя Мозоль сносит своим новеньким «опелем» столб ворот и портит колёсами клумбы, а в стенах твоего дома уже полным-полно жуков-древоточцев. Перед сном, лёжа в кровати ты слушаешь, как личинки этих жуков отсчитывают время, работая челюстями. Скорее всего, твой дом срублен из подсоченной сосны – сосны, у которой ещё на корню сдоили смолу.
Тебе начинает казаться, что ты тоже сделан из чего-то подсоченного, что отцовская крепость нисколько не передалась тебе, что ты уже не такой, как раньше, и что в труху превращаются не только стены дома, но и твои мышцы и кости. Эти жуки очень