АЛЯ. Но ведь можно вдвоём поднять и донести.
НОВЕЛЛА. Так! Разговорчики! С посудой сначала разберись, а потом советы давай. И вообще, что это за манера указывать? Ты здесь без году неделя, права голоса не имеешь.
АЛЯ. Простите.
НОВЕЛЛА. То-то же!
АЛЯ (задумчиво). А мужчина в монастыре, он считается искушением?
Новелла внимательно смотрит на Алю.
АЛЯ. Что? Я просто интересуюсь.
НОВЕЛЛА. Святых отцов почитай. Там подробно описано. И вообще что-то ты растрынделась. Как только приехала, молчаливее была.
АЛЯ. Это плохо?
НОВЕЛЛА. В монастыре молиться надо, а не болтать.
АЛЯ. Хорошо, я буду молиться. (Напевает.) Богородице Дево, радуйся-а…
НОВЕЛЛА. Давай-ка не вслух!
АЛЯ. Хорошо, я буду молиться не вслух.
Входит Павла.
ПАВЛА. Новелла, знаешь, что мать Юлия сочинила? Слушай: «Любовь не тонет, любовь не горит! – сказал мне как-то архимандрит».
НОВЕЛЛА (Павле). Смешно. И в тему. А знаешь, кто вернулся?
ПАВЛА. Кто?
НОВЕЛЛА. Шурик.
ПАВЛА. Шурик?! Помилуй мя, Боже…
НОВЕЛЛА. Даже не знаю, как быть. Матушка его опять благословила на кухне помогать.
ПАВЛА. Может, рассказать ей? Пусть на огород его отправит!
НОВЕЛЛА. Да он вроде ничего уже…
ПАВЛА (тихо, чтобы не слышала Аля). Новелла, это твои дела, и я лезть не буду, но вспомни: ты его прогнала в прошлый раз, так он чего натворил? Хорошо хоть, не убил никого и сам жив остался. А если он опять за старое? Пошлёшь его, а он опять вразнос? Во второй раз одним годом не отделается. Рецидив получится.
НОВЕЛЛА. Ну ты размахнулась! Не буду я сейчас матушку тревожить, ничего же не произошло. А полезет – по морде схлопочет, ты меня знаешь.
ПАВЛА. Ох, ну как знаешь… Я на обед что варю?
НОВЕЛЛА (достаёт из кармана фартука записную книжку). Значит, у тебя… рассольник, рис с томатами в собственном соку, салат капустный, на десерт – яблоки.
ПАВЛА. Яблоки. И всё-таки сказала бы ты матушке. А то ведь и ему искушение, и тебе.
НОВЕЛЛА (смеётся). Мне? От таких искушений я сама всю жизнь бегу! Нет, мне мужика надо такого, чтобы за шкирку взял и в ЗАГС потащил. А Шурик-то робкий, смешной. Он мне в прошлый раз знаешь что говорил? Я на тебя, говорит, не претендую. Мне бы, говорит, только любоваться.
ПАВЛА (качает головой). Ни стыда ни совести…
АЛЯ. Богородице Дево, радуйся-а…
Новелла и Павла вздрагивают от неожиданности.
Вторая молитва Али
Помянники – особая статья в храме. На каждой службе насельницам монастыря раздают разноцветные книжки с разделами за здравие и за упокой. Это помянники наших благодетелей: тех, кто жертвует монастырю на повседневные нужды или на необходимый ремонт, тех, кто даёт деньги на новое строительство. Сначала надо прочитать молитву, а потом имена.
Тут же лежат два пластиковых фотоальбома – заздравный и заупокойный, – в кармашки вместо снимков вставляются записки от прихожан и вынимаются, когда истекает заказанный срок. Заупокойный мне нравится больше – одна из страниц в нём писана красивыми печатными буквами с соблюдением дореволюционной орфографии: i, ять и еры стоят на нужных местах. Сами же имена в группах по четыре выстроены в шахматном порядке. Видно, что в авторской голове сияла мысль, но узнать её не дано никому, кроме Того, к Кому обращена записка.
Вообще общедоступной логики в помянниках мало: кто-то пишет только на одной стороне листа, кто-то старательно теснит имена вокруг креста, фоном пропечатанного на каждой странице. Кто-то вычёркивает имена умерших из красной части, кто-то рисует рядом минус или ставит не всегда заметную помету «ум.», сбивая чтеца с толку.
А на литургии раздают особую стопку книжиц. Они старые, потрёпанные, и записи в них не всегда грамотны. В них много безымянных младенцев и покинувших землю отроков, в них есть убиенные воины и священники. В них буквы перевёрнуты зеркально, а почерк – крупный, неумелый – выводит: «Даря», «Пилип», «Хвёдор», «Говрюшка»…
Я смотрю на последнее имя и вижу, как старческое горе сочится из него.
Вижу мальчика с тёмными узкими глазами. Босого, в довоенных шерстяных трусиках. Макушка будто облеплена паутиной – так выгорели на солнце волосы. В полдень мальчик ныряет в реку с высокой ветки, а девочка, округлив рот, следит за ним. Он выныривает, отфыркиваясь, и она выдыхает с облегчением и восторгом.
Или такой же мальчик скачет по летней пыли с палкой в руке – он преследует фашистов, и те, ошалев, вместе с курицами и гусями удирают от него вдоль улицы, а усталая женщина глядит на них из-под руки. Что-то она предчувствует, а узнает и того больше – куда больше темноглазого мальчика.
В местах боёв или братских захоронений я неизбежно чувствовала потребность прочитать все имена, выбитые на памятниках: сотню или тысячу. То была не причуда, не каприз, а осознание необходимости этого чтения. Что-то толкало в грудь и заставляло читать. Только теперь стало ясно – что. Наверное, где-то внутри незаметно текла молитва за всех убиенных.
«Говрюшка…» – думаю я и снова слышу топот босых ног, гоготание гусей, и плеск воды, и счастливый визг девочки, которая так и не научилась писать буквы в правильную сторону.
Затемнение.
IV
Кухня, вечер. Аля разобралась с послушанием, она сидит в уголке и читает Псалтирь.
АЛЯ. Аз уснух и спах, восстах, яко Господь заступит мя. Заступит мя. Уснух и спах. Аз уснух и спах, восстах, яко Господь заступит мя.
Входит Новелла, с улыбкой наблюдает за Алей.
НОВЕЛЛА. Ты что, Псалтирь читаешь?
АЛЯ. Ага.
НОВЕЛЛА. Так громко надо, нараспев, иначе без толку.
АЛЯ. Почему – без толку?
НОВЕЛЛА. Ударения спутаешь, лучше сразу вслух тренироваться. Готовиться к тому, чтобы читать богослужебные тексты на службах.
АЛЯ. Да я же просто так – для себя читаю.
НОВЕЛЛА. В смысле? Зачем тебе читать Псалтирь в личных целях?
АЛЯ. Ну, нравится мне, интересная книжка. Сюжет небанальный.
НОВЕЛЛА. Сюжет? (Заговорщицким шёпотом.) Имей в виду: убийца – дворецкий.
АЛЯ. А страшно на службах читать? Перед всеми. Вдруг ошибёшься?
НОВЕЛЛА. Ошибёшься – поправишься. Мне иногда кажется, что я думаю на русском, а молюсь на славянском. Автоматически переключаюсь. Кто-то предлагает службы перевести на русский, осовременить, а то непонятно прихожанам. Глупость же полная – только испортят всё.
АЛЯ. Я уснул и спал, восстал… Да, глупость. Не вариант.
НОВЕЛЛА. Ты чего к себе не идёшь?
АЛЯ. Ну, вот вас ждала. Так сказать, сдать дежурство.
НОВЕЛЛА. Молодец. Топай!