V
Раннее утро, кухня, из которой виден край стола в трапезной. Аля сегодня трапезница, она приходит первой, затемно, зажигает в трапезной настольную лампу, подливает масло в лампадку у копии Чудотворной иконы, которая висит в трапезной. Собирается расставлять тарелки. В кухню влетает мать Агата.
АГАТА (запыхавшись, держится за сердце). Новелла. Здесь?
АЛЯ. Нет, мать Агата, она ещё не приходила.
Мать Агата опускается на табуретку, на которой обычно сидят, когда чистят овощи.
АЛЯ. А что случилось? Может, валерианки?
АГАТА. Накапай. Матушка послала меня благочинную разбудить. Она велела здесь её дождаться… Ох, ужас какой!
АЛЯ. Да что стряслось-то?
АГАТА. А! Всё равно же узнаешь! Храм ограбили.
АЛЯ. Как ограбили? Когда?
АГАТА. Я рано-рано пришла лампады зажигать. Смотрю, не то что-то. Вроде как деревяшки какие-то валяются разломанные. Позолочённые. Как на киоте. Голову подняла… А нет нашей Чудотворной!
АЛЯ (с ужасом). Икону украли?!
АГАТА. Святотатцы! Нехристи! Икону, дары, что на ней были. Может, ещё чего, только я испугалась, к матушке побежала. Они южные врата взломали, со стороны забора, так и влезли, что никто не слышал.
Вбегает Новелла.
НОВЕЛЛА (Агате). Тебя там благочинная ждёт, а ты тут расселась!
АГАТА. Да что ж мне делать-то?
НОВЕЛЛА. Ну, конечно, языком болтать – не мешки ворочать!
Агата, обидевшись, уходит.
НОВЕЛЛА. Ну что, растрепала она уже?
АЛЯ. Она поделилась просто. Зачем вы ругаетесь, она старенькая.
НОВЕЛЛА. Ты ещё поговори! (Держится за голову.) Ох-ох-ох! Ты как, отлежалась уже?
АЛЯ. Да, малина помогла.
НОВЕЛЛА. Слава Богу!
АЛЯ. Как же теперь?..
НОВЕЛЛА. Завтрак никто не отменял.
Аля кивает, выбегает в трапезную со стопкой тарелок, расставляет, потом раскладывает ложки, на кухне в закутке режет хлеб.
АЛЯ. Новелла, а что на сладкое?
НОВЕЛЛА. Я же тебе ещё вчера на трапезный стол рогалики поставила! Глаза протри!
АЛЯ. Хорошо. (В сторону, с обидой.) Как будто я её украла, эту икону.
Очень быстро входит Павла.
ПАВЛА. Новелла, ты слышала? Это же ужас! У какого ирода рука поднялась?
НОВЕЛЛА. Да вот поднялась у кого-то!
ПАВЛА. Это искушение. И прямо в пост!
НОВЕЛЛА (передразнивая). Покинул нас Госпо-одь!
ПАВЛА. Как думаешь, это местные? Свои?
НОВЕЛЛА. Мне-то почём знать?! Следователь приедет – разберётся.
ПАВЛА. Новелла, а если…
НОВЕЛЛА. Не если!
ПАВЛА. Но ведь жили мы столько времени спокойно, а только Шурик вернулся – вот тебе и раз!
НОВЕЛЛА. Ни при чём он, ясно? Он вчера к сестре в посёлок поехал, предупредил, что вернётся сегодня только к обеду.
ПАВЛА. Как будто так далеко до посёлка…
НОВЕЛЛА. Всё! Хватит! Дел своих нет? Так я придумаю! И чтобы я об этом слова больше не слышала!
VI
Трапезная, день. Насельницы монастыря только что разошлись. Новелла подходит к столу трудников, где сидит Шурик, собирает еду. В другом конце трапезной Аля собирает посуду, носит на кухню, протирает столы.
ШУРИК. Хлеб был в детстве вот такой: свежий, сытный. Корочку отрежешь, чесноком потрёшь, соли ещё. Лучше пряника! Да непременно книжку читать! Про приключения. Никуда без книжки!
НОВЕЛЛА. Ты чей, книгочей?
ШУРИК. Возьмёшь – твой буду.
НОВЕЛЛА. Не боишься, что матушке пожалуюсь? Выгонит за такие предложения.
ШУРИК. Хотела бы – уже пожаловалась. А то, думаешь, я тебя не знаю? Я с тобой засыпаю и просыпаюсь, хотя рядом тебя нет. Говорю с тобой постоянно. Уходишь ты – и свет гаснет, и нет ничего. Представь, как бы оно было в реальности. Мы бы жили долго и счастливо. Умерли бы в один день.
НОВЕЛЛА. Совсем спятил, мальчик?
ШУРИК. Приходи ко мне сегодня. Придёшь?
НОВЕЛЛА. Что ты со мной делать-то будешь, если приду? Первый же испугаешься.
ШУРИК. Ты, главное, приди, а там решим. Толик вечером зайдёт, проводит тебя.
К столу подходит Аля, собирает посуду.
ШУРИК. А хлеб такой вкуснющий! Давно такого не ел.
НОВЕЛЛА. Пост ведь. Свежий хлеб – он сёстрам в утешение. Не так-то легко хранить обеты.
Новелла уходит. Аля протирает стол. Внимательно разглядывает Шурика.
АЛЯ. Вы тоже из космоса вернулись?
ШУРИК. Из какого космоса?
АЛЯ. У Новеллы все друзья в космосе. Она мне сама говорила. И рассказывала, чем отличается казахское ракетостроение от мордовского.
ШУРИК. И чем же?
АЛЯ. Географическим положением и климатическими условиями. Ещё она говорила, что в космос доходят открытки.
ШУРИК. Пешком?
АЛЯ. Пешком. А вы откуда знаете?
ШУРИК. Ну я ведь из космоса.
АЛЯ. А когда вы снова полетите?
ШУРИК. Надеюсь, нескоро.
АЛЯ. Если вам в иллюминатор постучит Гагарин, впустите его, он живой. Он всегда будет живой.
ШУРИК. Как Ленин?
АЛЯ. Лучше! У Гагарина нет мавзолея, нет этой тюрьмы, он свободен и может летать. Когда он разбился, то тела не нашли. Только кисть руки. Но вы знаете, когда волки попадают в капкан, они отгрызают себе конечность и убегают. Может, Гагарин так вырвался на свободу? Кто-то говорит, что его забрали инопланетяне, а я точно знаю, что он сам сумел улететь. Вот и летает с тех пор.
ШУРИК. Ты как себя чувствуешь-то?
АЛЯ. Спасибо, я выздоровела. Таблетки помогли. Жара уже нет, и горло не болит. Только икона… Как думаете, она вернётся?
ШУРИК. Ну, она же чудеса творит. Может и вернуться.
АЛЯ. Вы правда так думаете?
ШУРИК. Э-э… Да.
АЛЯ. Это хорошо.
ШУРИК (вставая из-за стола). Ну, давай тогда… Пока.
АЛЯ. До свидания!
VII
Вечер, кухня. После вечерней трапезы назначается «жертва вечерняя» – та, что будет мыть за сёстрами общую посуду: кастрюли, салатники, графины. Но сегодня всё кувырком, и посуду приходится снова мыть Але.
АЛЯ (моет посуду, негромко поёт). Богородице Дево, радуйся! Благодатная Мари-и-ия! Го-оспо-одь с тобо-о-ою…
Входит Толик, его слегка пошатывает.