Я слушала ее, а сама вспоминала сон. Мне приснился мертвый кот, черный, худой, с короткой шерстью. Его последним пристанищем стал берег холодного моря. В гравии лежать неуютно, и я решила кота перезахоронить. Откопала и с молитвой отнесла к песчаной яме. Внезапно кот, истлевший, с одним глазом, ожил. Он громко мяукал, царапался и никак не хотел ложиться в новую могилу. От воскресшего кота несло смрадом, и выглядел он жутковато. Кот выбрался из ямы и припустил за мной. Ни стены, ни двери не останавливали кота-зомби. Он проходил сквозь любые предметы, терся об ноги и хитровато посмеивался в усы. Я не знала, как избавиться от него. Ни молитвы, ни слезы не дали результата. Поймав кота сачком для рыбы, я приняла решение утопить его в бочке с водой. Стояла и смотрела, как булькают пузыри. Мысли не давали покоя. Как можно топить живое существо? Или мертвое?! Что же я делаю?! Но как только злодейство свершилось, мертвый кот вновь оказался у моих ног.
В ужасе я обратилась к Аллаху. Но ответа не было. Тогда я обратилась за помощью к покойному дедушке Анатолию. Он мгновенно появился. У дедушки было прекрасное молодое лицо и длинные седые волосы. Таким я и помнила его из своего детства. Дедушка внимательно посмотрел на меня и сказал:
– Зачем ты, Полина, открыла могилу? Того, кто откроет могилу, ждет печальная участь: его будет преследовать тот, чей сон он нарушил!
– Что же делать? – спросила я.
Дедушка позвал трех женщин. Одна из них, Вера, была мачехой моей матери, двух других я совсем не знала. Женщины принесли восточные сладости: рахат-лукум, орехи, имбирь. Они развели костер и бросили сладости в огонь.
– Чувствуешь аромат? – спросил меня дед. – Это аромат сна.
– Ты к песчаной могиле не ходи! – запретили мне женщины.
Ароматом, исходящим от костра, они усыпили воскресшего кота, а меня заставили поклясться, что я никогда не потревожу ни одну могилу. И я, конечно, пообещала.
– Только один раз я тебя выручил, но более это не в моей власти! – предупредил дедушка.
А затем он и его спутницы слились с закатом.
Виктория вызвала меня довольно неожиданно – ближе к вечеру, и поскольку график стал плавающим, это выглядело нормально. Никакой альтернативной работы у меня все равно не было.
Заметив, что у Димы повысилась температура, я попросила Льва Арнольдовича приехать и забрать Ульяну с Любомиром, а сама осталась в Ясеневе.
Посреди ночи в квартиру вбежала Виктория. Она рыдала. Первое, что сделала взволнованная женщина, это забаррикадировала входную дверь. Оказалось, что они с мужем кутили в клубе, а затем муж ее ударил.
– Я сидела с другим парнем в машине, курила! – плакала она. – Муж вытащил меня из машины, возил по асфальту. Затем подбежали друзья и заперли его в туалете. Он убьет меня! Убьет! – Виктория обзванивала знакомых в разных городах, пересказывая эту историю, а я качала на руках Диму.
Добравшись утром до дома, я обнаружила, что на шкафу дети рассыпали конструктор Lego, а выстиранное мною постельное белье обоссали кошки. Правозащитников ничего не смущало, они невозмутимо таращились в телевизор.
Увидев меня, младшие дети оторвались от экрана:
– Полина, ты принесла поесть? Живот от голода сводит!
– Нет ли хлебца? – подскочил ко мне Лев Арнольдович.
Я сказала Льву Арнольдовичу, что не спала всю ночь и очень устала. Он понимающе закивал, а затем пропустил меня к раскладушке.
– Хлебушка! Молочка! – продолжали жалобно просить Любомир и Ульяна.
Я дала Христофору тысячу рублей.
– Завоеватель, ты готов выполнить команду?
– Да! – обрадовался он.
– Купи молока, хлеба, сахара, колбасы, масла, сыра и какао. Ясно?
– Ура-а-а! – понеслось ликование по всей квартире.
– Я с ним. Проконтролирую. – Лев Арнольдович засеменил за сыном.
Христофор, бегавший по дому в одних трусах, сунул ноги в резиновые сапоги розового цвета и, набросив на плечи старый отцовский тулуп, побежал без штанов в магазин.
Дойдя до раскладушки, я рухнула спать.
Марфа Кондратьевна явилась домой хмурая – ей выписали внушительный штраф за нарушение общественного порядка. К тому же у нее начался тик левого глаза.
– Как они посмели! Ироды! – Ее возмущению не было предела.
Лев Арнольдович, воспользовавшись подавленным состоянием супруги, выудил часть детского пособия, купил мешок картошки и подсолнечное масло, а еще втайне от Тюки приобрел два билета в театр.
– Я прикрою, – пообещал он мне, – посижу с детьми. Сходите с Глафирой в театр на спектакль «Сотворившая чудо».
Тюка, увидев, что Глафира собирается в центр города, но ничего не зная о театре, вручила ей авоську.
Лев Арнольдович, заметив это, взбесился.
– Ты хочешь, чтобы она выглядела как женщина шестидесяти лет?! – взревел он и в сердцах выхватил из рук дочери авоську. Та зацепилась за шуруп, вкрученный под потолком, и Лев Арнольдович на мгновение завис в воздухе.
Марфа Кондратьевна довольно захохотала, а мы с Глафирой отправились в РАМТ.
Спектакль мы смотрели с самых дальних рядов, открыв рот, потому что у меня вместо театра была война, а Глафира в таких местах появлялась редко. Мне хотелось танцев и веселья, но спектакль оказался грустным.
Глафира вышла из театра заплаканной, и мы отправились гулять по Москве. Постояли у «Метрополя». Обошли вокруг собора Василия Блаженного. Напротив Кремля увидели кафе. Какие-то люди, словно из другого мира, пили там чай. Потолок в кафе был разрисован инопланетными тарелками и гостями с других планет. Цены в меню предупреждали, что простым землянам туда вход воспрещен.
У Глафиры зазвонил мобильный телефон, и ученица православного интерната соврала не моргнув глазом:
– Папа, мы в метро!
И я, как настоящий абрек, немедленно это подтвердила.
– Правда, невидимая летающая камера нас все равно видит… – сказала Глафира, убирая телефон в карман.
– Кто? – удивилась я.
– Колдовство! – ответила она.
Что она имела в виду? Несмотря на мои вопросы, объяснений не последовало. Посмотрев на куранты, мы пошли прочь от кафе. Парни и девушки целовались у фонарей. Повздыхав о ненайденном счастье, мы утешились пирожками с капустой.
Следующий день – воскресенье – не принес лада в семью Тюки. Христофор метался из угла в угол, плевался и орал как полоумный:
– Спасите! Помогите! Мама хочет утащить меня в церковь! Полина, не позволяй ей это с нами делать! Папа, спаси!
Лев Арнольдович в христианские таинства не вмешивался. Когда удавалось, забирал Аксинью и подолгу гулял с ней в лесу.
Любомир и Ульяна пытались спрятаться от матери, но их быстро