– Вот мой паспорт, заполняйте, – ответила я.
Людмила посмотрела на меня с уважением и, нашарив наконец пачку сигарет, довольно улыбнулась.
Любомира благополучно подняли на четвертый этаж. Я оставила в приемном покое все свои данные и городской номер Тюки. Домой добиралась попутками, едва успев на последнюю электричку, и к двум часам ночи вбежала в квартиру правозащитников.
– Ты еды принесла? – встретила меня вопросом Глафира, она все так же лежала с книгой.
Вокруг нее валялись вещи, кошачьи «презенты» и стиральный порошок. Аксинья пыхтела на раскладушке, а вокруг нее ковром лежал кошачий корм, видимо, она нашла пакет и устроила спиральное метание гранул.
Христофор и Ульяна дремали прямо в уличной одежде на поломанном диване в гостиной. Рядом с ними урчали кошки.
– Сегодня диета, – ответила я и полезла на шкаф.
В семь утра мне следовало быть на работе.
Во время утренней прогулки с Никитой мне позвонила художница Рита.
– Мирослав с утра до ночи печет хлебцы, а в монастыре ими торгуют и зарабатывают. Даже когда я лежала в больнице в предынфарктном состоянии, мне не позволили поговорить с сыном по телефону. Ему все запрещено. На все упреки он отвечает мне стихами из Библии. Из него сделали раба! – пожаловалась мне Рита и расплакалась.
– Попытаюсь вам помочь, – пообещала я. – Придумаем, будто я не знаю, какую религию выбрать: буддизм, христианство или ислам, пусть он вдохновится на подвиги…
– Может, он влюбится, и мы заберем его оттуда от жуликов-фанатиков! – обрадовалась Рита.
Отработав целый день, я побрела в магазин за рыбой и картошкой, чтобы покормить Тюкиных детей.
Хозяин семьи медитировал дома у радиоприемника. В эфире бестолково тарахтели ведущие. Льву Арнольдовичу – честному атеисту, как мне казалось, – можно было рассказать о плане по спасению Ритиного сына. Но как же я ошиблась! Услышав о наших замыслах, он начал яростно нахваливать христианские догматы, защищать упорство парня и чуть со мной не разругался.
– Ничего ты не понимаешь в вере в Господа Иисуса! – рычал Лев Арнольдович. – Быть нищим и голодным – сладость для христианина!
Оказывается, несмотря на еврейство и внешний атеизм, он был глубоко верующим человеком. Это и сближало их с Марфой Кондратьевной.
– Зря ты отвезла Любомира в больницу, Полина! – с неодобрением сказал Лев Арнольдович. – Мы с мужиками выпили водки, попарились в баньке и вернулись. Чего было суетиться?!
– Вам врачи звонили?
– Ну да. Говорят, желудочный вирус, обезвоживание… Сказали, недели три под капельницами он проведет. Тюка упорхнула в Мадрид. Как вернется, сходит к сыночку, проведает…
На сковородке жарился минтай, и я, вздохнув, начала сбивать венчиком пюре, чтобы никто этой ночью не лег спать как праведник – с голодными коликами, а согрешил и поел.
Привет, Дневник!
Я нашла дневник Глафиры. Она положила его в мою сумку, словно намекая, чтобы я прочитала. Открыла тетрадь на первом попавшемся месте. Страницы пестрели записями о готовящемся самоубийстве, о том, что она психически больна, слышит голоса потусторонних сущностей, и о том, как хочет сбежать от матери и отца в темный лес.
Глафира считает, что у нее аутизм, как у Аксиньи, но в другой, более легкой форме, и несколько раз она уже пыталась наложить на себя руки, но не смогла довести дело до конца.
Обо мне она пишет с юмором, вспоминая, как я заставляла ее купаться и покупала ей чистое белье и носки.
Я поговорила со Львом Арнольдовичем. Объяснила, что Глафире срочно нужна помощь опытного психиатра, занимающегося подростками.
– Потом сходит к Зинаиде! У нее сейчас стабильная фаза! – отмахнулся Лев Арнольдович, слушая «Эхо Москвы» и попивая коньяк.
Посадив Никиту на качели, я заметила, как из-за угла во двор вошли какие-то люди. Подошли ко мне и заявили, что нашим миром правит сатана. Это были сектанты, которые распространяют брошюры.
– Все мертвые находятся в бессознательном состоянии, а если кто-то воскреснет – это демон, – поведали они.
На брошюрах был изображен сын Девы Марии, парящий в облаках.
– А Иисус как же? Вот же его лик на обложке, и написано, что он воскрес, – удивилась я.
Сектанты замялись и, почувствовав, что разговор не задался, отправились выискивать новые жертвы.
Днем я укачала Никиту и хотела вздремнуть сама, но не удалось: Гарри не пошел в школу и позвал меня обедать. На кухоньке мы поели суп с лапшой, поиграли в карты и посмотрели приключенческий фильм о короле Артуре.
К вечеру Гарри ушел на тренировку, а я отнесла Никиту в ванну, где он любил плескаться с игрушками. Я не уследила, и Никита резиновым жирафом повернул кран, и вода полилась на пол.
Особенность в российских ванных комнатах такова – на полу нет слива. Поэтому меня с детства гоняла мать, чтобы я следила и не проливала ни капли воды на кафель. Вода мгновенно проникала сквозь перекрытия к соседям, образуя пятна у них на потолке, а это влекло за собой скандал и непредвиденные расходы.
В панике я побросала на пол майки, тряпки – все, что попалось под руку. Отжимала, вытирала, в страшном испуге молясь, чтобы не сильно затопило нижних жильцов. После того как последствия «аварии» удалось ликвидировать и начавшаяся у меня тахикардия стала отпускать, зазвонил телефон. Это была мама.
Адвокат, которого я наняла ей в помощь для разграничения с соседями ее ветхого жилья, беззастенчиво украл у нее восемь тысяч рублей.
– Не дал расписку, взял деньги и исчез, – плакала мама.
Мы обе понимали, что нас никто не защитит и обращаться в милицию совершенно бесполезно.
На телефоне высветилась вторая линия.
– Сможете пару дней круглосуточно побыть у нас? Срочная командировка, – раздался на том конце голос встревоженной Антилопы. – Мы вам заплатим.
– Хорошо, – согласилась я.
Дни проплывали мимо, как кораблики из снов.
Как только меня отпустили с работы, я вернулась к Христофору, Ульяне, Глафире и Аксинье. Мне всегда хотелось, чтобы дома были только они. Но дома оказалась Тюка. Она прилетела из Мадрида.
– Как ты посмела отвезти Любомира в больницу?! – с порога накинулась на меня Марфа Кондратьевна. – Меня к нему не пускают! Грозят лишить родительских прав! Я уже ругалась матом под окнами главврача! И буду митинговать!
– Зачем вы ругались? – спросила я.
– Инфекция! Вирус! Он лежит под капельницами. Твари в белых халатах сказали, что же я за мать такая, раз моего сына в плачевном состоянии соседи находят и привозят…
– Значит, правильно я его в больницу отвезла? Ему же там помощь оказывают? – уточнила я.
– Репутация для меня дороже всего! – Марфа Кондратьевна