Когда вам исполнится семьдесят, не пытайтесь получить удовольствие от прогулок по городу с молодыми сорокалетними, спортивного склада, мужиками – только трата здоровья и никакого удовольствия. Я не рассчитал свои силы, когда согласился на их маршрут. Сначала мы в темпе поднялись от гостиницы к храму Сакре-Кёр по каким-то незнакомым крутым улочкам, выкурили там по сигарете и побежали по ступенькам вниз. Ваня Соллогуб должен был дожидаться нас где-то тут на ступеньках. Я не ожидал от моих друзей такой безалаберности в смысле договорённости о встрече. Но Ваню мы встретили. Он сидел на бетонном парапете в полугоре от храма, с каким-то безразличием обнял нас всех троих и заявил, что ждёт уже час.
Мы купили вина, за полчаса добрались до Ваниной мастерской, где земляк с Ваней стали обсуждать его, земляка, недописанный потрет, Илья – пить вино, а я их всех фотографировать. Ничего интересного в мастерской этого русско-французского художника я не разглядел и не выяснил, кроме того, что он, оказывается, является прямым наследником Оболенских, Лопухиных, а также писателей Михаила Осоргина и Бориса Зайцева.
А ещё от Вани я с удивлением узнал, что его любимая книга «Война и мир», но читал он её на французском языке! Разговаривать по-русски всех этих наших бывших русских родители учат, и сами дома все по-русски говорят, а вот читать их учили в школе и только по-французски! Ну, может, ещё по-испански.
В общем – портрет земляка был пока не готов, и ему придётся приезжать в Париж ещё раз. Мы с полчаса вполне серьёзно обсуждали возможность проведения персональной выставки Вани в Нижнем Новгороде, хотя со временем идея эта как-то сама умерла.
На следующий день, уже на книжной ярмарке, я познакомился и с родителями Вани, и с его сестрой, которая приехала на автобусе из Швейцарии, где она работает в каком-то издательстве. Я всем им задавал один вопрос, и получал один и тот же ответ: да, разговариваем мы по-русски, а читаем русские книги на французском.
Утром меня очень рано разбудил земляк, он вошел в номер какой-то помятый, заспанный и озабоченный:
– У тебя ничего нет пожрать? – спросил он.
Я был немножко шокирован, потому что знал о существовании такой болезни, а точнее даже не болезни, а такого врождённого недостатка, как приступы агрессивного голода. Это как ломка алкогольная, наркотическая или никотиновая – самочувствие паршивое.
– Да нет, – ответил я, – а в кафе, внизу?
– Нет, там до семи закрыто. Я у тебя в баре чуть-чуть пошуршу, а ты давай поднимайся ко мне в номер, я тебя жду.
Он открыл бар и рассовал по своим карманам все шоколадки, печеньки и пузырьки с водкой, коньяком, пепси-колой и пивом. В общем – вытащил из бара всё и ушёл.
Я не торопясь сполоснул холодной водичкой лицо, натянул джинсы, какую-то майку, тапочки и пошёл к земляку: он жил прямо надо мной этажом выше, но номер у него был попросторнее, да ещё и с огромным балконом. А точнее, это был не балкон, а свободный выход на какой-то очень большой участок крыши. С неё хорошо просматривалась значительная часть Парижа, точнее крыш Парижа.
Кроме меня и земляка в номере оказалось ещё несколько человек, значит – земляк не болен, а виновником всей суматохи был неряшливо и, может, даже несвеже одетый парень, а точнее, молодой мужчина лет двадцати пяти. Его звали Алик. Он сидел и доедал мои шоколадки и кексики, запивая их водкой из маленьких бутылочек. Земляк сидел рядом с ним на кровати, и они вполголоса, но очень агрессивно что-то обсуждали.
Сначала мне показалось, что вся эта компания сидит тут, в номере у земляка, с вечера, но очень быстро понял, что ошибаюсь, потому что он подтолкнул ко мне какую-то маленькую пухленькую дамочку никак не выше полутора метров ростом со словами:
– Девочка, вот у него всё спрашивай, а нам с Аликом не мешай – нам поговорить надо о серьёзных вещах, а не о Славниковой этой твоей. Старик, – это земляк уже ко мне, – это хорошая журналистка из популярного парижского культурного еженедельника. Поговори с ней: она хочет у тебя взять интервью.
И эта тридцатилетняя плюшка сразу прилипла ко мне:
– Ох-ох-ох, расскажите мне, пожалуйста, как вы относитесь к творчеству Ольги Славниковой? Вы действительно считаете её одной из лучших писателей современной России? Где она живёт? Как она работает? Что у неё за семья?
Мне пришлось напрячься: я не знал, что это за журналистка и как с ней себя держать – я ведь мог и земляка подвести своими неразумными сентенциями! Я решил вести себя деликатно и предупредительно.
– Дорогая, – ответил я пухленькой журналистке, взяв покровительственный тон, – я не знаком с Ольгой Славниковой, ничего не читал у неё, и я не уверен, что она лучший писатель современной России. Я даже не знаю, пишет ли она что-то сейчас. А она ведь в нашей делегации. Ты уже встречалась с ней?
– Да, я уже взяла у неё интервью, и мне хотелось узнать ещё и ваше мнение о ней.
– Дорогая, к сожалению, у меня нет мнения о Славниковой – я не знаком с её творчеством. Я даже не знаю, о чём она пишет.
Выручил меня один солидный прозаик, лауреат самых главных российских премий, который, так же, как и я, случайно оказался в номере у земляка. Думаю, земляк у него с утра пораньше тоже из бара вытащил все пузырьки, а потом так же пригласил его в гости. Лауреат за руку буквально вытащил меня на крышу покурить:
– Дружище, перестань с ней общаться – толку от неё никакого. Скажи лучше, ты уже встречался с Мишелем?
– А кто это такой? – удивился я.
– Ты что? Мы все через Мишеля прошли! Это, пожалуй, самый интересный для начинающих русских литературный агент. Издательство «Галлимар» полностью доверяет ему. Тебе надо.
– Познакомь меня с ним, – обрадовался я.
– Завтра. Нет – прямо сегодня, отсюда же мы все едем на салон. Он там обязательно будет.
Мы пожали друг другу руки, рассчитывая, что один из нас, а, может, и оба мы пойдём к себе в номера, но мы оба остались. Ушёл незваный гость земляка.
Земляк вкратце рассказал нам историю Алика, его фамилию я точно не помню, но она звучала как-то совсем просто и в корне у неё была Москва: то ли Московкин, то ли Москвичев – неважно! Важно, что