Он глянул на дисплей. Естественно, жена. Инна Петровна давно просила хоть на ее звонки сменить мелодию, поставить что-то понежней. Но Уткин отказывался, приводя в защиту аргумент, что тогда вообще может не услышать звонок. Что ж, «Славянка» так «Славянка», согласилась жена.
– Макс, ты не забыл, что нужно водки купить? – промурлыкала Инна.
Голосок у нее, конечно, был ангельский, почти детский. Когда-то от него у Уткина заходилось сердце. Только давно это было.
– Больше некому?
– А кто ж еще купит? Ты у нас главный мужчина.
– Может, завтра? – предпринял Максим Васильевич еще одну попытку отвертеться.
– Ну не пошлю ж я тебя в твой юбилей в магазин? Да и родственники с утра прийти могут. Что тебе стоит? Ты ж на машине. Заедешь быстренько и домой.
– Ладно, – вздохнул Уткин. – Сколько брать?
– Ну, ящик, я думаю.
– Сколько-сколько?!
– Дюжину, – деловито ответила Инна Петровна и пояснила: – Двенадцать.
– Понял, – сказал Уткин и отключился.
Ехать никуда не хотелось, но долгое сидение в машине могло вызвать вопросы у полицейского в будочке, и Максим повернул ключ зажигания. Мотор завелся, и он аккуратно тронулся с места. Шлагбаум открылся, и «Хендай» плавно выехал на центральную улицу. Жил Уткин в районе новостроек, довольно далеко от центра. По крайней мере, таковыми они считались, хотя, например, его многоэтажке было уже лет пятнадцать. Зато не надо было петлять по узким улочкам. Почти до самого дома вела широкая шестиполосная трасса. И здесь бывали пробки, чаще по утрам и, как сейчас, во время пик, но если не случалось аварии, то рассасывались они достаточно быстро. Сегодня движение было хоть и активное, но достаточно бодрое. Только вот оставалась небольшая загвоздка: надо было заехать в магазин. Появилась лишняя проблема логистики.
В ообще-то в районе его дома было немало крупных магазинов с хорошим выбором спиртного, но Уткин, подумав, решил, что занозу из памяти лучше вытащить сразу. И он свернул на боковую улицу, где метров через сто пятьдесят призывными огнями засверкал большой супермаркет. Припарковался с трудом – машины стояли плотно, – и пришлось проехать еще метров пятьдесят, пока Максим не заметил, что какой-то автомобиль только что освободил место. Туда он и втиснулся, мысленно представляя себе, как придется тащить сюда ящик водки. Точнее, везти тележку. Искусство вождения магазинной тележки представлялось ему даже более сложным, чем искусство вождения автомобиля.
Впрочем, в магазине все оказалось не так страшно. Выбрав сорт спиртного напитка, он выставил его в тележку и, лавируя между покупателями, подъехал к кассе с совсем небольшой очередью. Касс было много, кассиры были расторопны, и расставание с пятитысячной прошло быстро, хотя и не сказать, что совсем безболезненно. «Свадьба денег не жалеет», – усмехнулся про себя Уткин. Хоть юбилей и не свадьба, но выходил он в копеечку, и это тоже было не самым приятным для несклонного к транжирству Максиму Васильевичу. Из супермаркета с тележкой он выбрался быстро, но вот дальше стало труднее. Он лавировал с металлической конструкцией на колесиках между покупателями, спешащими в магазин, и автомобилями, двигающимися вдоль стоянки в поисках свободного местечка. Наконец он добрался до своего «Хендая». Открыл багажник, загрузил туда бутылки, потом вернул пустую тележку к стенке торгового комплекса. А вот дверь автомобиля открыть было проблематично. Большой джип припарковался практически впритык к машине Уткина. Максим вздохнул и начал боком продираться к двери.
– А поосторожней можно? – услышал он голос за спиной. – Я вытирать пальто об мою машину не просил.
Уткин вспыхнул мгновенно. Все раздражение, накопившееся за день, было готово выплеснуться наружу. Он резко развернулся. Возле капота джипа стоял мужчина в распахнутой черной куртке. Освещение в полусотне метров от яркого супермаркета было тускловато, поэтому Максим сфокусировал внимание лишь на его фигуре. Мужик был, может, пониже ростом, чем Уткин, но даже поплотнее его. Стоял уверенно расставив широко ноги. Боксер, что ли, мелькнуло у Максима Васильевича в голове. Но отступать он не был намерен.
– Парковаться нормально не учили? Или права купил? – зло ответил он.
– Так. Борзый, значит, – ухмыльнулся визави. – Иди сюда, поговорим.
Максим развернулся, елозя своим пальто сразу по двум машинам, и вышел на проезд:
– Пришел. И что?
Но мужчина замолчал и внимательно уставился на него. – Чего молчим? – мрачно задал вопрос Уткин.
– Макс, ты, что ли? – удивленно спросил тот. – Не признал сразу, извини. Раскабанел ты.
– Не понял, – Максим Васильевич удивленно поднял брови.
– Ты ж Максим Уткин. Так?
– Так.
– А я Леха Синьков. Не узнал, что ли? Бизнесом вместе занимались. Помнишь?
– Леха? Так это ты раскабанел, а не я.
– А нам, бизнесменам, по-другому нельзя, – засмеялся Синьков. – Ну, здорово тогда. И извини, что я на тебя наехал.
Он стоял, довольный, крутя в руке ключи от машины. Светлые волосы шевелились на ветру, круглое лицо, широкий нос. «На сколько ж он меня моложе?» – на миг задумался Максим. Годков на пять, наверно?
Был в жизни Максима Уткина такой период, когда лет пятнадцать назад он ушел из администрации и попытался заняться бизнесом. Схема была обычной – купить подешевле, продать подороже. На семейном совете было решено вложить в дело личные сбережения, кое-что подкинули тесть с тещей. Но товарно-денежные отношения продлились всего года два, дела шли ни шатко ни валко. Максим влез в долги (к счастью, не такие уж большие) и решил, что бизнес – это не его. Отдал долги и вернулся в администрацию. Но приняли его с трудом, на нижестоящую должность, и Уткину снова пришлось карабкаться по ступенькам. Долги он все же отдал, опять же частично с помощью родственников, и зарекся больше лезть в бизнес. Но за те два года он имел дело с разными людьми – поставщиками, покупателями, а Леха Синьков одно время вообще был его компаньоном. Он, кстати, отговаривал Максима бросать предпринимательство, считал, что трудности – дело временное.
Через пять минут они уже сидели в машине Алексея и разговаривали.
– Разные времена были, – рассказывал Синьков. – И взлеты, и посадки. Посадки, не в смысле судебные, а в смысле тяжелей жить становилось. Но копейка всегда была, не скрываю. И дело против меня возбуждали, и отжать пытались, но я выстоял. Потому