Я на это только головой покачал, подумав, что, может, и к лучшему, что меня объявили врагом Германии, ведь то, чем хотели заставить заниматься моё подразделение…
Нет, так-то разумно при помощи маневренных механизированных групп терроризировать немецкие тылы, и я даже показал, насколько это эффективно, но делать это, по сути, находясь посреди боевых порядков противника — так себе затея. Потери будут запредельные, да и толку не то чтобы много. Здесь больше работа для групп диверсантов, чтобы они устраивали минные засады. Заминировали участок дороги, оставили пару человек, способных сойти за немцев, чтобы был шанс уйти, взорвали проходящую колонну и сбежали, пока ветер без сучков. Любое механизированное подразделение, как только обнаружит себя, со стопроцентной вероятностью будет уничтожено.
Собственно, все это я и выложил наркому, который, выслушав меня, неожиданно произнес:
— Почему-то я даже не сомневался, что у тебя на этот счёт будет свое мнение и, скорее всего, нелестное. Тем не менее задачу по поиску путей противодействия этим немецким прорывам никто с нас не снимал, поэтому я жду от тебя предложений, как ты со своей бригадой сможешь помочь в её решении.
«Блин, да я в принципе не представляю, как можно сделать силами одной бригады то, с чем какой-нибудь корпус или даже армия не может справиться. Да и в целом такие задачи как бы не характерны для меня, ведь нормальный результат я показал в совершенно другом деле».
Пока я гонял все эти мысли в голове, Берия, внимательно за мной наблюдавший, как-то тяжело вздохнул и произнес:
— Ты не думай, Сергей, никто не ждёт от тебя чуда, да и на убой тебя тоже никто не собирается отправлять. Но у руководства есть мнение, что ты со своим нестандартным подходом к ведению боевых действий сможешь принести что-то новое, способное если не решить проблему в корне, то изрядно её уменьшить.
Нарком высказал все это на одном дыхании и потянулся за графином с водой, а я в это время напряженно размышлял.
«Собственно, решение всех бед лежит на поверхности: ввести единоначалие, запретить бессмысленные атаки в лоб на подготовленные к обороне позиции, продвигать наверх думающих командиров и учиться воевать, пока в обороне».
Это все после недолгих размышлений я и высказал наркому, добавив только, что хорошо бы ещё ввести ответственность для командиров за неоправданные потери, а то подход, когда чем больше своих подчиненных угробил, тем выше награда, ничего кроме недоумения не вызывает. Дурной подход, который по-любому вредит делу, а значит, требует особого разбирательства.
Неожиданно Берия со мной согласился и сказал, что над этим уже работают, но при этом добавил:
— Подумай над структурой бригады исходя из названных мной задач, а свои мысли по изменениям, необходимым в армии, изложи на бумаге и предоставь в виде аналитический записки.
Собственно, на этом наш разговор закончился.
По дороге обратно в центр подготовки осназа, где мне порекомендовал пока пожить сам нарком, я задавался вопросом: а что это сейчас было?
Нет, понятно, что утопающий готов схватиться даже за соломинку, но, блин, ждать каких-то рекомендаций от простого майора — это как бы сюр. Опять же ситуация с этой бригадой непонятна. Что сможет противопоставить такое подразделение целым группам армий, которыми оперируют немцы во время наступлений.
Нет, понятно,что в случае, если известно будущее место прорыва и есть хоть какое-то время на подготовку к встрече, наворотить даже такими силами можно много, но в том-то и дело, что эти прорывы зачастую почему-то оказываются неожиданными для командования. Эта мысль потянула за собой другую. «А, собственно, кто мне мешает обзавестись этой самой разведкой? Тем более опыт в этом деле у меня наработан. Конечно, охватить всю линию соприкосновения нереально, но вот, скажем, добыть актуальные разведданные в районе действий одного из фронтов, куда направят мою бригаду, вполне возможно. Понятно, что одного разведвзвода для этого будет мало, так меня ведь никто и не ограничивает, соответственно, можно и вовсе разведывательный батальон создать, а лучше и вообще пару, только обозвать их разведывательно-диверсионными и расширить для них круг задач».
Мысль показалась настолько интересной, что я по прибытии в центр какое-то время ни о чем другом и думать не мог. Нет, не только об этих специфичных батальонах, но и в целом о бригаде.
По сути, что нужно, чтобы если не остановить прорыв, то изрядно притормозить передвижение немцев помимо разведки? Первое — это заслон, который сможет выдержать первый самый сильный удар штурмовых частей немцев, и здесь сложно придумать что-то лучше тяжёлых танков, зарытых в землю. Второе — это артиллерия, притом очень мобильная, тут надо два в одном: это и поражение скопившихся на участке прорыва частей противника, и контрбатарейная борьба. Ну и третье —это мобильные механизированные подразделения для купирования так любимых немцами обходов и охватов обороняющихся частей. Если добавить к этому серьезное саперное подразделение, способное быстро готовить сильные оборонительные позиции и минировать обширные территории, может что-то и срастись.
В общем, после почти суток размышлений я пришёл к однозначному выводу: как ни крути, а одной бригадой я сейчас мало что смогу поменять на поле боя. А вот если это подразделение маленько увеличить, скажем, до дивизии и нормально оснастить необходимой техникой, расклад может получиться довольно интересным.
За пару дней я накидал в грубом приближении структуру бригады которая получалась совсем даже не бригадой) и отправился в госпиталь к Кухлянских. Просто мне ещё аналитическую записку готовить, вот и решил напрячь работой пока единственного подчиненного, начштаба он или погулять вышел.
Кухлянских, когда вник во все мои идеи, только и произнес:
— Командир, а нам по шапке не на дают за такую структуру, тут ведь побольше дивизии получается.
— Может, и надают, только если уж лезть в это дело, то надо все делать для того, чтобы был результат, а меньшими силами добиться чего-то значимого будет просто нереально.
Тот только плечами пожал, как бы говоря «моё дело телячье, ты сказал, я исполнил».
Пока общались с начштаба, я стал свидетелем интересной сцены. Так уж получилось, что, разговаривая с ним, я вышагивал по палате из угла в угол, есть у меня такая привычка, когда приходится напряженно размышлять над какой-нибудь проблемой. Так вот, в момент, когда я дошел до угла, который плохо просматривался от входного проёма, в палату заскочила знакомая медсестра, с которой я попытался свести своего начштаба.
Она, не заметив меня,