Король Данила сражается необычным мечом, который не столько атакует, сколько формирует эфирные щиты. Световые лучи её брата, вылетая с характерной мощью, натыкаются на них и рассыпаются, словно обломки стекла. Излюбленная техника Ангела — это лучи кинетического света, энергии, которая не просто слепит, а толкает, давит, ударяет с силой волны. Но в столкновении с эфирной блокадой всё это оказывается бесполезным — щиты не пропускают даже резонанс.
И вот — вспышка. Резкая, ослепляющая, как удар молнии прямо в глаза. Ангел выпускает взрыв света такой плотности и ярости, что сам песок под ногами бойцов плавится и превращается в зеркало. Он использует другой аспект Дара Света — не кинетический, а сжигающий, направленный на разрушение. Это уже не просто импульс — это испепеляющая волна, которой эфирные защиты уже не противостоят.
По периметру арены разлетаются желтоватые молнии, свет вспарывает воздух и режет глаза даже через защитную стену ложи. И в этот момент король Данила отвечает: он разливает по арене густой, текучий мрак, странный вид Тьмы, и он поглощает свет, гасит пламя, словно заливает его вязким безмолвием.
В голове у Габриэллы царит хаос. Мысли мечутся. Ангел слишком силён. А если он всё-таки убьёт Данилу?.. Нет, стоп. Почему её это вообще волнует? Разве не этого она хотела с самого начала — увидеть, как Филинов повержен, как он исчезнет из её жизни? Но… нет. Что-то внутри сжимается при одной только мысли о его гибели. Это нужно остановить. Всё это нужно остановить — прямо сейчас.
Она уже почти кричит, но в тот же миг ощущает, как внутри неё что-то рвётся. Будто все силы разом уходят. Она хватается за ближайшую колонну, пальцы соскальзывают по гладкому мрамору, колени подгибаются, дыхание сбивается, в груди нарастает тяжесть. К горлу подступает тошнота, а мир вокруг теряет очертания — всё начинает плыть, распадаться на пятна, и даже собственное тело уже не кажется ей своим.
Её начинает качать. Она пошатывается — и в следующий миг чья-то рука ловит её под локоть. Холодная, крепкая. Слишком близко.
Лорд Трибель.
Он склоняется к ней, голос его почти ласков, едва слышный, как змеиный шёпот:
— Наш общий знакомый просил передать, что…эмм, как же там? Ах, точно: «ты умрёшь вместе с братом и чертовым Филиновым».
Она замирает, не в силах вымолвить ни слова.
— Те…кры…
— Да, по-видимому, теневое крыло сосет твои жизненные соки, — кивает Трибель. — Именно так Лорд Тень обманул судью.
Габриэлла задыхается. Даже вдоха не может сделать — грудная клетка будто сжата изнутри.
Данила… нет… этого не может быть…
Синекрылый Трибель, не оборачиваясь, уходит, растворяясь в толпе, а Габриэлла медленно оседает на пол. Сознание ускользает, тьма мягко накрывает её изнутри, и всё вокруг перестаёт существовать.
* * *
Арена в резиденции Организации, Херувимия
Лакомка наблюдала дуэль с ложи вместе со Светой и Настей. Змейка держалась поблизости, хотя явно была не в духе. Она, в облегающем платье, шевелила плечами, всё чесалась, всё норовила сорвать с себя наряд, как только представится возможность. Пока держалась.
Лакомка скользнула взглядом влево и заметила, как Гюрза переговаривается с поверенным лорда Димиреля. Перекинулись парой фраз — едва заметный кивок, лёгкая улыбка — и Гюрза вручила ему каталог. Возможно, у неё были планы на сотрудничество.
Ольга Валерьевна в это время общалась с другими лордами, то и дело переходя с нейтрального на подчёркнуто дружелюбный тон. Очевидно, налаживала дипломатические связи. Лакомка знала, что племянница Царя не теряла времени зря. Благодаря Даниле обе девушки выполнят свои миссии.
Архил стоял в стороне, в тени, прижав левую руку к боку. Он держал её так, словно случайно, но Лакомка заметила — антимагический браслет спрятан. Не хотел напоминать всем, что он пленник. Хотя все и так знали.
А что же вторая пленница? Когда Лакомка нашла ее взглядом, Габриэлла вдруг вцепилась пальцами в колонну. Лорд Трибель постоял рядом с золотокрылой, а потом ушел, и леди закачалась. Светка, глянув на Габриэллу, ткнула локтем Настю:
— С златокрылой дурой что-то случилось.
Настя сразу рванулась вперёд. Всего за несколько секунд она подлетела к Габриэлле, схватила её за плечи, удерживая от падения. Та стояла, широко распахнув глаза, и беззвучно шевелила губами.
— Целителя! — крикнула Настя, оборачиваясь. — Срочно!
На глазах золотые крылья Габриэллы начали темнеть, словно увядающие листья. Перья скукоживались, тускнели, теряли блеск и начинали ломаться, как тонкие стеклянные иглы. Через мгновение ноги леди подкосились, и Настя едва успела подхватить её, аккуратно опуская на пол, стараясь не повредить хрупкие, почти мёртвые перья.
Вокруг мгновенно собрались лорды и леди. Хотя на арене продолжалась дуэль, внимание большинства было приковано к происходящему у ложи. Дежурный Целитель поспешно опустился на колени, поднёс ладони к телу девушки и сосредоточился, направляя потоки исцеляющей энергии. Но спустя несколько мучительно долгих попыток он выпрямился и развёл руками в бессилии:
— Магия не действует! Как будто внутри неё открылась пустота… что-то тянет энергию и гасит всё, что я подаю!
Димирель был уже рядом, лицо побелело, губы дрожали.
— Что случилось с моей дочерью⁈ Почему её перья чернеют⁈ — рявкнул он в отчаянии, обращаясь ко всем сразу.
— Успокойтесь, лорд Димирель, — спокойно сказала Лакомка. — Паника не поможет.
— Если моя дочь умрёт — Филинову придется ответить! — прорычал Димирель. — Я наплюю на клятвы. Я его раздавлю!
Рвачи уже среагировали. Несколько фигур в доспехах замкнули полукруг вокруг Лакомуки. Работали быстро и точно. Никого не подпускали. Змейка тоже напряглась, зашипев на Димиреля. Лакомка властным жестом остановила всех: и Рвачей, и Горгону.
— Не торопитесь с выводами, лорд, — произнесла альува спокойно. — Сир Архил тоже наш пленник, но с ним всё в порядке. Он цел и невредим. Значит, причина не в нас. Значит, на Габриэллу кто-то напал.
Димирель хмуро посмотрел на неё.
— Она под опекой Филинова, — процедил он. — Значит, Филинов отвечает за ее жизнь!
— И мы это не отрицаем, — кивнула Лакомка. — Доверьтесь королю Дание. Он предусмотрел больше, чем вы думаете. Посмотрите.
Она указала на запястье Габриэллы. Браслет пленницы засветился изнутри. Его свечение постепенно усиливалось, и вместе с этим происходили изменения — перья, ещё мгновение назад ломкие и потускневшие, начали возвращать себе прежний