— Панда… — поправил Звягинцева Пчеловеев.
— Сам ты куала… — буркнул Бычка. — Я…
Договорить он не успел, потому что машину тряхнуло. Это Махоркин заехал на кочку. Бычка дернулся, стараясь усидеть на броне, и случайно столкнул свою же банку тушенки. Мы все наблюдали, как паек бухнулся в дорожную пыль. Бычка выматерился. Потом принялся с досады облизывать жир с ножа.
— Ну ее в баню эту тушенку. Давали б че поразнообразнее, — начал он, — может быть и жилось получше.
— Да че ты ноешь, Бычка? — выдохнул Звягинцев.
— Не ною я. Как есть говорю.
— Рот открываешь? Открываешь. Жалуешься? Жалуешься. Значит ноешь!
— Вот это ты ныть будешь, когда у тебя от тушенки печень станет жирная! — Обиженно фыркнул ему Бычка.
— Гороховый концентрат, — заумничал Пчеловеев, — имеет сомнительную питательную ценность и вызывает метеоризмы. А также другие проблемы с пищеварением. А тушенка — это классика. Чистый белок и жир. То что надо при высоких физических нагрузках.
— Да замолчи ты… — снова пробурчал Бычка. — И у тебя печень жирная станет! Вот увидишь!
— При такой активности, как у нас, — не станет, — в тоне Пчеловеева появились менторские нотки.
— Станет станет.
— А мне макароны по-флотски нравятся, — вклинился вдруг мечтательный Сережа Матавой. — Как нам в учебке давали. С дому приехал, думал — ну что за дрянь? А сейчас бы я такого добра целый тазик слопал!
— Мечтай, зеленый, — рассмеялся ему Бычка.
— М-да… — Пчеловеев вздохнул. — Сейчас перед тобой, паря, стоит дилемма — метеоризмы или жирная печень. Вот ты что выберишь? А? Матавой?
Несмотря на то что в тоне и вопросе Пчеловеева чувствовалась явная издевка, благоразумный Сергей пропустил ее мимо ушей.
— Я бы сгущенки навернул.
Старики грянули дружным «О-о-о-о».
— Ну эт ты, паря, погорячился! — Рассмеялся Бычка. — Сгущенки ему подавай!
— Не по чину тебе щас такое. Ой не по чину, — ехидно улыбнулся Матавому Звягинцев.
Спор развивался стремительно и имел хоть и грубоватый тон, но почти что академический характер. Во всяком случае, велся с достойным академиков рвением. Очень быстро выделилась фракция «гороховиков» — это Матавой, поколебавшись немного, примкнул к Бычке. А потом образовалась оппозиция в виде «тушеночников», причем самым главным аргументом состоявших в ней Звягинцева и Пчеловеева стала бесконечная апелляция к метеоризму, который, де, так хорошо всем продемонстрировал Бычка нынче ночью.
В конце концов дискуссия мне надоела, и я пресек ее на корню, посоветовав всем нажраться пыли:
— Она низкокалорийная, — обернулся я к бойцам. — С ней вам ни метеоризм, ни жирная печень не грозят.
Некоторое время мы ехали спокойно. Внимательно наблюдали за тылом и флангами. Я, примостившись возле башенки, поглядывал в бинокль. Осматривал переднюю полусферу.
Внезапно впереди, примерно в полукилометре от нашей текущей позиции, я рассмотрел одинокого ишака, гулявшего бесхозным. Несмотря на это, он, тем не менее, нес на себе какую-то поклажу. И ее с такого расстояния рассмотреть было решительно невозможно.
— Ветер первый, как слышно? — вышел я на связь с командирской машиной. — Вижу ишака впереди. Справа от дороги, метров четыреста, как слышно, прием.
В гарнитуре радиостанции несколько мгновений шумела статика. Потом раздался голос Мухи:
— Ветер три, вижу его. Всем отделениям замедлить ход. Возможно мины впереди. Повторяю: возможно мины впереди. Как поняли?
— Ветер три, — отозвался я, — понял.
— Ветер два, — в радиоэфире появился голос Волкова. — Вас понял, Ветер один. Идем тише.
Я перелез через башенку к люку мехвода. К этому времени первая и вторая машина уже поехали тише. Я постучал по броне. Заглянул в люк. Оттуда на меня посмотрела чумазая и страшно потная физиономия Махоркина в шлемофоне.
— Тише езжай! Впереди могут быть мины!
— Понял!
— Противник справа! — Раздался вдруг оглушительный крик Сережи Матавого.
Я тут же оглянулся. Все бойцы вспохватились. Вскинули автоматы, стараясь высмотреть неожиданного противника. Я полез к ним.
— Там в кустах! — крикнул снова Серый.
— Где⁈ — отозвался Бычка. — Не вижу!
Матавой вдруг вздрогнул, и я понял — сейчас он будет стрелять. Я тут же положил руку ему на ствольную коробку автомата.
— Тихо, Сережа, — Потом обратился к остальным: — слушай мою команду: всем спешиться!
Машина ехала медленно, и бойцы прямо на ходу стали прыгать на землю, залегать по обе стороны бронетранспортера. Я уже был у лючка мехвода.
— Стоп! Останавливай!
Глаза Махоркина яркими пятнами мелькнули на чумазом лице, когда он посмотрел на меня, а потом БТР остановился.
Я спрыгнул с брони и тут же залег рядом с Васей.
— Что ты видел⁈
— Там, метров сто пятьдесят от нас! Видишь кусты? — проговорил он, напряженно стискивая пистолетную рукоять автомата. — Там кто-то есть! Кто-то двигается!
— Ветер три! — в гарнитуре захрипел голос Мухи после того, как остальные бронемашины остановились, а бойцы тоже поспешились на землю. — Что у вас за возня? Что произошло?
— Кто-то шарится в кустах. Справа от дороги, метров сто пятьдесят, прием, — доложил я.
Некоторое время в эфире было тихо. Потом снова заговорил Муха:
— Вижу движение. Возможно минер. Помнишь ишака, Селихов? Может быть, это его. Душманы платят местным, чтоб те мины по дорогам раскидывали. Надо проверить. Прием.
— Вас понял, товарищ старший лейтенант, — ответил я. — Сейчас проверим. Конец связи.
Я достал бинокль. Уставился на кусты. Это были плотные можжевеловые заросли, росшие посреди степи. И действительно, один из кустарников в середине странно подрагивал. Так, будто внутри или за ним кто-то прятался.
Я сориентировался быстро:
— Звягинцев, со мной пойдешь. Бычка, у тебя пулемет. Будешь прикрывать.
— Есть!
— Есть!
— Если тот, кто там сидит, попытается сбежать — открыть огонь. Все, пошли.
Мы со Звягинцевым почти синхронно подскочили. Сгорбленные, короткими перебежками стали подбираться к кустам. Когда подошли метров на десять, кусты затихли. Тот, кто был внутри, притаился.
— Ты заходишь слева, — приказал я стоящему за мной на колене Звягинцеву, — я справа. Пошли.
Так мы и сделали. Я приблизился к кустам и аккуратно, держа автомат наготове, принялся их обходить. Звягинцев делал точно то же самое с другой стороны.
Когда я оказался позади естественной преграды, то увидел… что там никого нет. А