Больше Юлий ничего не слышал. Ему снился хороший сон. Он, мама и папа в лесу собирают грибы, а их видимо-невидимо. Юлий остановился и стал складывать их в корзину, счастью и радости не было предела, но вдруг он оглянулся, а лес перестал быть добрым и ласковым, он стал злым и страшным. Грибы в его руках на глазах червивели, Юлий бросил их на землю и начал топтать. «Мама, папа!» – хотел закричать Юлий, но вопль застрял в горле, разбухая там и мешая дышать.
– А! – еле вытолкнул он и проснулся.
– Что, страшный сон приснился? – спросила Нина, улыбаясь. – Ну всё, мы приехали. Передай Эрику, что я с тобой больше не поеду, ты проспал всю дорогу, с таким попутчиком ехать далеко – себя не уважать. Если в следующий раз надо будет куда-то, то пусть он отправляется.
– Эх ты, – сказал Юлий, выходя из машины. – А я-то думал, ты мой краш. Ты сделала больно, и я покину наш чат, чат, чат, – пропел он, помахав отъезжающей машине рукой.
Он шел по тропинке к дому Колчака и не понимал, что его больше всего расстроило – то, что убийца, скорее всего, Римма, и это история не про деньги, а про большую и неразделенную любовь, что гаишник оказался мразью, а охотник и правда возомнил себя мессией и решил карать грешников, или страшный сон, который ему только что приснился.
Глава 24. Зоя Саввична
Блокнот 4, страница 60
Спустя четыре года моего шефства над Алькой ее жизнь выровнялась.
Если бы люди это знали…
– Зоя Саввична, к чему снятся грибы? – первое, что спросил ее Юлий, догнав айтишницу на тропинке, ведущей к дому. Она тоже недавно приехала и медленно шла, обдумывая полученные ею сведения.
– Смотря какие и что ты с ними делал, – со знанием дела отозвалась Зоя Саввична.
– Сначала я их собирал, потом они стали червивые, и я топтал их ногами, – на полном серьезе отчитался молодой человек.
– Плохи твои дела, – ответила ему Зоя Саввична и закурила. – Тебя ждут проблемы, разочарование и предательство. Сразу скажу, я здесь ни при чем, ты всегда, Юлик, можешь на меня рассчитывать. Мое широкое плечо готово принять твои скупые мужские слезы.
– Все, – вздохнул он печально, – точно в контору не возьмут, треш.
– Ты знаешь, Юлик, – сказала Зоя Саввична, выпуская в морозный воздух сигаретный дым красивыми кольцами, – я проработала в конторе всю свою жизнь. Честно проработала, с задержками на сутки и иногда без отпусков. Меня муж бросил, потому что периодически забывал, как я выгляжу, но если бы мне тогда предложили выбор: муж или контора, я бы выбрала контору.
– Прекрасный выбор, я бы между мужем и конторой тоже выбрал бы последнюю, – поддержал Юлий.
– Только, понимаешь, какая штука, – продолжила она, не отреагировав на шутку, – когда я стала старой, контора очень быстро от меня избавилась, и я поняла, что у меня ничего нет.
– А как же зять с котом? – Юлик все пытался шутить, но Зоя Саввична сейчас говорила серьезно, и потому, сглотнув ком в горле, она продолжила:
– Ничего, кроме этой долбанной работы, которая меня предала и выкинула на помойку, как старый порванный башмак, без сожаления и угрызения совести. Так что мой тебе совет: беги оттуда, даже если возьмут, в мире много интересной работы, которая не требует никаких жертв. И поверь мне, сейчас по молодости тебе кажется иначе, но это так – работа – это не вся жизнь. Ты знаешь, я нашла смысл жизни, ее двигатель, ее наполнитель, то, что заставляет нас чувствовать, создавать новое, стремиться и побеждать – это любовь. Любовь к матери, к дочери, к мужчине, к Родине. Я это поняла слишком поздно, тебе же советую с этим не тянуть, жизнь очень быстрая штука, ты не успеешь оглянуться, а она уж закончилась.
Она докурила сигарету и, выкинув окурок в ближайшую урну, вновь дежурно растянула губы. Минутка откровенности прошла.
– Ну, как ты съездил в Иркутск? – спросила она его, улыбаясь.
– Шикарно, убийца Римма, – ответил Юлий, все еще немного пришибленный из-за ее слов.
– Странно, а у меня получается другая картина, я тоже не сидела сегодня без дела, и то, что узнала, поверь мне, стоит денег, как говорила моя тетя Песя.
– Не, – уверенно сказал Юлик, – точно Римма. Как сказала бы ваша тетя Песя, я права, и правее просто никого нет, там пусто.
– Умница, – похвалила его Зоя Саввична, – я начинаю тобой гордиться, как мамаша своим сыном на утреннике, что встал в первый ряд, несмотря на то, что воспитатель на репетициях задвигал его в последний.
Но их игривый тон пришлось сменить – в доме было, как обычно в последние дни, много полицейских.
– Я вас заждался, – сказал усталый следователь, когда они зашли в дом.
– Да что там еще, – всплеснула руками Зоя Саввична. – Я уже ночью все сказала, что могла, нет больше нервов вам все повторять.
– Я сейчас не о вас, – прервал он ее. – Мне надо знать, где именно вы нашли последнюю открытку.
– Я уже говорил, в комнате на полу, – ответил Юлий.
– А вот и Эрик, и Зоя Саввична в один голос говорят, что не видели ее на полу до вашего прихода, – возразил он. – Вспомните точно, что вы делали, когда ее нашли.
– Я, по-моему, снимал пуховик, – неуверенно протянул Юлий.
– Могла ли открытка выпасть из вашего пуховика? Если предположить, что вы ни при чем, – добавил следователь.
– Так оно и есть, – вступилась за молодого человека Зоя Саввична. – Мы приехали, тут уже все было.
– Так вот, – повторил следователь, показав жестом ей замолчать, – если предположить, что вы ни при чем, мог ли кто-то положить вам открытку? Например, в капюшон пуховика, или вот в этот наружный карман, так что вы не заметили бы.
Юлий, вспомнив, какой пьяный он пришел вечером в дом, с сожалением произнес:
– Мог.
– Тогда давайте вспоминать подробно, где вы были в течение дня, – сказал следователь и достал из своей папки бланк. – Очень подробно вспоминать, для протокола.
Зоя Саввична прошла дальше и увидела, что все обитатели дома Колчака, включая Эрика, молча сидят в гостиной. А хозяин же, Андрей Андреевич Аюшеев, и вовсе качается из стороны в сторону, схватившись за голову. Рядом с ним сидела, разумеется, не