Кевин не смотрит на нее. В глазах у него горит маниакальный блеск. Роуз внутренне сжимается. Она уже видела Кевина таким.
– А что, если, убегая отсюда, ты сразу возьмешь Миллера с собой? – продолжает Кевин. – Поскольку думаешь, что я валяюсь тут мертвый.
– Тогда зачем мне его деньги? Ты умер, мы сбежали… Кевин, это какая‑то бессмыслица. По нашему замыслу, мне потребовались бы деньги, чтобы сбежать от тебя. Именно под таким предлогом я и собиралась их получить.
Роуз хватает Кевина за руки в надежде снова вывести на путь здравомыслия, но он не обращает на нее внимания.
– Он вернется, Ро. Вернется сюда, чтобы забрать деньги. Ты отправишь его в квартиру. И он увидит всю эту картину, но трупа не обнаружит, и тогда уверится, что я иду за тобой. Он обезумеет от ужаса и бросится спасать тебя. И тут я на него нападу…
– Чтобы он тебя убил? Ты спятил. – Роуз в отчаянии.
– Ладно, допустим, я найму другого человека. Миллер полезет в драку, его арестуют – и ты останешься одна. Тогда он сам будет умолять тебя взять деньги. Захочет позаботиться о твоей безопасности.
Роуз встает и начинает ходить по комнате.
Безумный план. Хуже, чем безумный.
В точности как все прочие планы Кевина.
– А вдруг он вернется сюда, увидит, что ты не умер, и просто бросит меня одну в чужой стране? – спрашивает она тихим голосом.
– Ха! Ты на самом деле думаешь, что муж тебя бросит? Он же твой спаситель, Ро! Ради тебя он пойдет на всё. Скажешь, не так?
Роуз вздыхает.
– Получится даже лучше, – продолжает развивать свою мысль Кевин. – Он на стену полезет. Совсем разум потеряет, когда увидит кровь.
– Нет, Кевин, – стонет Роуз. – Этот план никогда не сработает.
Но Кевин ее не слушает.
Вот вечно он так. Готов уцепиться за любую возможность, лишь бы получить преимущество.
И наплевать, что думает или хочет Роуз.
Кевин вдруг замечает, что его воодушевление не находит в ней отклика, и замолкает. Он пытается стереть с лица выражение маниакальной одержимости, догадывается Роуз. Хочет заверить ее, что все обдумал, что он спокоен и принимает взвешенное решение. Что она может на него положиться.
– Знаю, ты начала испытывать к нему настоящие чувства, – говорит он. – Я должен был это учесть. Иначе сложно жить с человеком, влюбить его в себя, убедить в ответных чувствах. Обратный эффект неизбежен. Не зря говорят: притворяйся до тех пор, пока сам не поверишь. И это после всего, что тебе пришлось вынести. Твою историю отношений с мужчинами и без того не назовешь безоблачной, верно?
Роуз смотрит в пол.
– Ты была уязвима, – отмечает он. – Прости, что я не понимал насколько.
– Да ладно, – отмахивается Роуз. – Но я прошу тебя, Кевин, давай просто уедем.
– Нет, пока ты мне не скажешь.
– Что я должна сказать?
Кевин берет ее за руку, и Роуз смотрит на него – мужчину, которого любит чуть ли не всю жизнь, несмотря на все его недостатки.
– Кто тебе дороже, я или он?
Ее передергивает.
– Что? Да разве можно о таком спрашивать?
– Очень даже можно, потому что ты и правда влюбилась в него. Но прошло всего девять месяцев, Ро. Кого ты любишь больше, меня или его?
Роуз пытается не показать, что колеблется.
– Тебя, – отвечает она. – Само собой.
– Тогда ты должна беспрекословно меня слушаться. Я все исправлю.
Роуз медленно кивает, пытаясь подавить дурные предчувствия.
Это не входило в план.
Кевин ее пугает.
А Роуз лучше всех знает, что даже малейшие отклонения от плана добром не заканчиваются.
Донегол
Они сидят друг напротив друга, словно незнакомцы; впрочем, по мнению Люка, так оно и есть. Она предложила приготовить чай, и хотя Люк отказался, все равно его заварила, и теперь на столе стоят две чашки, обе нетронутые.
– Рошин Галлахер, – произносит Люк, медленно выговаривая фамилию, как будто ему непривычно. Хотя на самом деле постоянно думает об этой семье уже долгое время.
– Как ты догадался? – спрашивает Роуз.
– Никак, – кривится Люк. – До сих пор пытаюсь собрать факты воедино. Думаю, в глубине души я и раньше подозревал. Роуз из Донегола? Уж слишком большое совпадение. Но у него было двое детей, не один, а ты была единственным ребенком. А потом, узнав тебя ближе, я решил, что ты не можешь быть настолько хорошей актрисой. – Он фыркает. – Откуда же мне было знать?
Она краснеет.
– Если у тебя были подозрения, почему не спросил с самого начала? И потом, ты сам за мной бегал.
Люк пожимает плечами.
– Я много думал об этом в последние несколько дней. Скорее всего, подспудно я всегда понимал, что карма меня настигнет. Но время шло, и я убедил себя, что мне мерещатся призраки прошлого. Ты – это ты. И даже если я ошибся, я же видел, что ты в меня влюбилась. Не верится, Роуз, что ты постоянно лгала мне. Или так было?
Роуз отводит глаза. Он знает, что она не признается, но все равно не сомневается в ее ответе.
– Все остальное – жестокий бывший, прочие обстоятельства…
– …Не ложь, – перебивает она. – Все, что я тебе рассказала, действительно со мной произошло. Я лишь воспользовалась правдой в своих целях. Кевин Дэвидсон был настоящим. И мои страдания должны были убедить тебя обращаться со мной бережно. Я пользовалась своей слабостью, чтобы ты повел себя нужным мне образом. Но я не хочу говорить о себе, Люк. Ты не заслуживаешь знать всю правду обо мне – только то, что я сама захочу рассказать. Может, поговорим о тебе? Поговорим о том, что ты сделал.
Люк вздрагивает: голос Роуз звенит от гнева и обвинения.
Он смотрит на чашку чая, над ободком которой все еще вьется горячий пар.
– Позволь рассказать тебе историю, – говорит он. – Можно?
Она в ответ пожимает плечами. На лице у нее написано: «Почему бы и нет? Это все равно ничего не изменит».
– Мне потребовалось немало времени, чтобы достичь того положения, которого я добился к моменту нашего знакомства, – говорит Люк. – У меня в жизни не было хорошего старта. Я уже говорил тебе, что отец частенько поколачивал мать. Чего я не говорил, так это того, что мы были бедны как церковные мыши – в основном из-за того, что отец пытался содержать семью на доходы от мошеннических сделок и различных махинаций. Которые ему никогда не удавались. Случалось, в своих схемах он использовал меня. Заставлял воровать в магазинах, отправлял куда‑нибудь с краденым товаром.