Она быстро отворачивается, но он видит, что в глазах у нее стоят слезы. Но он не знает, жалеет она его или себя.
– Я был очень умным ребенком, Роуз. Но никто не заботился о моем образовании, и я понимал, что из семьи нужно бежать. Думаю, воспитание отца все же оставило свой след в моем характере. Окончив школу, я выбрал предмет, в котором успевал лучше всего, – математику – и решил использовать ее как способ заработать по-настоящему большие деньги. Ты что‑нибудь знаешь об управлении хедж-фондами? Это жестокий мир. Фильмы, которые ты могла видеть на эту тему, – «Волк с Уолл-стрит», «Игра на понижение» – действительно ничего не приукрашивают, всё так и есть. Там правит алчность. Но больших денег сразу не заработаешь. Вначале ты просто обслуга, смотришь снизу вверх на парней в дорогих рубашках, которые зарабатывают тонны бабла, и мечтаешь получить хотя бы небольшую часть этих денег.
– Ты бы все равно добрался к вершине, – замечает Роуз.
– Да, – соглашается Люк, – но я хотел добраться быстрее. Потому что – и это чистая правда – я влюбился. Мною двигала не жадность, а любовь. Я работал на человека по имени Нейтан Шейлз и без памяти влюбился в его жену, Микки. Я хотел, чтобы у меня было что ей предложить. И как раз в это время я и встретил Патрика… то есть Подрига Галлахера.
Роуз пристально смотрит на него. Люк делает глубокий вдох. Невозможно изложить эту историю так, чтобы представить себя в лучшем свете. К тому же Люк понимает: сколько ни старайся себя выгородить, сколько ни пытайся оправдать свои действия, Роуз все равно не поверит.
Надо быть честным.
– У Подрига образовалась крупная сумма для инвестиций, – продолжает Люк, – четыре миллиона. Он продал семейный бизнес, цементный карьер, но открывать новое дело и строить его с нуля не хотел; он просто стремился обеспечить себя и детей на всю жизнь. Мы познакомились в баре в Лондоне, когда он приезжал по делам, и подружились. Сначала он даже не знал, что я торгую на бирже, ты слышала об этом?
Роуз кивает.
– Но когда узнал, я стал очевидным кандидатом на инвестирование его средств. Хотя я был молод и неопытен – кто в здравом уме доверит новичку такие деньги? – Подриг доверил. Твой отец считал меня порядочным человеком и собирался вложиться в надежный инвестиционный портфель: все деньги в один горшок.
Роуз вытирает слезы.
– Знаешь, как я провернул дело? – спрашивает он ее.
– Да, – говорит она, встречаясь с ним взглядом. – Отец догадался. Рассказал мне детали незадолго до смерти. А на следующей неделе сунул дуло дробовика себе в рот, сидя на кровати. Это было в канун Рождества.
Люк морщится и с трудом сглатывает.
– Сначала я лишь наполовину лгал, – поясняет он. – Не говорил всей правды, потому что надеялся заработать Подригу столько денег, чтобы он ошалел от счастья. Я разделил инвестиции, не сказав ему, понимаешь? Он хотел вложить всю сумму в одни акции, а я счел его идиотом. Я вложил три миллиона в портфель, который, казалось, обещал хорошую прибыль, портфель, на который твой отец согласился. А потом я решил поиграть с остальными деньгами и сделать ему нормальную прибыль. Тут ко мне на стол попал один важный документ, и я понял, что есть способ заработать гораздо больше. Портфель, в который я инвестировал деньги твоего отца, состоял из акций компании, разработавшей новый тип пластика. Биоразлагаемый, намного опережающий свое время. Продукт вызвал очень большой интерес, производство было этичным и очень прибыльным. Но против выступили производители традиционного пластика, и пошли слухи, что исследование, на основе которого сделан вывод о характеристиках нового материала, сфальсифицировано.
Люк делает еще один глубокий вдох. Грудь сдавливает. Каждой фиброй своего существа он стыдится того, кем был тогда.
– Мне не следовало так поступать. Нейтан и его босс, несмотря на всю их беспощадность, смотрели сквозь пальцы, когда мы выставляли на короткие продажи акции наших личных клиентов. Но я провел серию сделок с пластиковой компанией, а на вырученные средства сделал ставку на их традиционных соперников. Провернул схему несколько раз, и она сработала.
– Ты обвалил стоимость акций новой компании по производству пластика.
– Да. Без ведома моего начальства.
– И ты сделал это на деньги моего отца. Вынудил его поставить против себя.
– Да. Могло ничего не выйти. Вначале был всего лишь миллион. Но каждый день прибыль увеличивалась, и когда у меня оказалась гигантская сумма, с которой можно играть по-крупному, я уничтожил эту компанию. Но ничего не сказал Подригу, и когда он увидел крах новой пластиковой компании, то решил, что потерял все. Он полагал, что туда были вложены все его деньги. Я собирался сказать ему, что на самом деле сделал хитрый ход и теперь он будет очень богатым человеком, потому что, используя его деньги, я выручил целое состояние на акциях конкурирующей компании. Но я промолчал. Не могу объяснить, как или почему принял такое решение. Просто… так вышло.
– Он догадался, – говорит Роуз. – Отец не был дураком. В течение следующих лет он каждый день читал отраслевые газеты и штудировал все доступные материалы. Он понял, что на самом деле случилось с пластиковой компанией, как сыграли против нее. В статьях этот случай приводили в пример как спланированную атаку хедж-фонда. Папа начал складывать два и два. Сначала ему казалось, что он превращается в параноика. Он ведь знал тебя. Ты ему нравился. Думаю, тебе даже удалось бы усыпить его подозрения, но ты не отвечал на его звонки. Вот тогда он понял, что дело нечисто.
– Я знал, что он догадается, – кивает Люк. – Поэтому и боялся поговорить с ним. И к тому моменту я уже всерьез увяз. Паниковал, что мою махинацию раскроют, и не был уверен, что твой отец меня не выдаст. Он был хорошим человеком. Гораздо лучшим, чем я мог бы когда‑либо стать. Но он потребовал бы справедливости. У меня лежало десять миллионов в банке. Я хотел их сохранить. И решил, что твой отец справится. Он был очень умен. Основал бы новую компанию… и в итоге выплыл бы.
Люк смотрит на свои руки. Он не может оправдать ни свой поступок, ни