Он предлагал странную сделку: позор в обмен на жизнь. Мозг лихорадочно просчитывая варианты с той же скоростью, с какой я обычно анализировал прочность конструкций. Согласиться — значило обречь на гибель всю армию, ведь Сытин, со своим уставным мышлением, заведет их в окопы, где они и сгинут от болезней. Отказаться — смерть. Мгновенная и бесславная, списанная на шальную пулю.
— Вы ставите на кон судьбу армии ради своей гордыни, полковник. — Я решил потянуть время, воззвать к их офицерской чести. — Мой план еще не провалился. Еще есть шанс…
— Шанс⁈ — прервал меня артиллерийский подполковник, его лицо исказилось злобой. — Я видел ваш «шанс»! Капитан Хвостов! Он видел его смерть! И где он теперь⁈ Лежит с турецким свинцом в груди! Ради чего⁈ Ради ваших хлопушек⁈
В его мире я был убийцей.
— А если нет? — спросил я, возвращая взгляд Сытину. Голос едва пробивался сквозь несмолкаемый вой сирен.
— А если нет, — Сытин развел руками с видом искреннего сожаления, — то мы будем крайне опечалены, обнаружив ваше хладное тело. Шальная турецкая пуля, знаете ли… В суматохе боя всякое случается. Наблюдательный пункт — место опасное. Никто не усомнится.
Он не блефовал. За его словами — правота человека, убедившего себя, что совершает горькую необходимость, а не убийство. Они убьют меня, спишут на врага и поведут армию умирать «правильно», по уставу.
Мой взгляд скользнул по кольцу мятежников. Семеро были тверды, их лица будто каменные маски. Вот только восьмой, относительно молодой поручик сбоку, отвел взгляд. Рука с пистолетом едва заметно дрожала. Вот он, слабый элемент системы. Но что это давало? Кричать? В этом аду никто не услышит. Броситься на него? Остальные семеро выстрелят прежде, чем я сделаю два шага.
Один. Под дулами восьми пистолетов. Ловушка захлопнулась. Выхода нет.
Глава 6
Восемь недвижных вороненых стволов смотрели на меня из темноты. Время, летевшее с бешеной скоростью, застыло. В ушах гудела кровь, натужно выли сирены, где-то далеко ухали разрывы. Весь этот хаос служил идеальным прикрытием для тихой, бесславной смерти.
Стоя в центре этого кольца, я заставил свой мозг, вечного спасителя и главный инструмент, лихорадочно анализировать ситуацию. Вариантов было немного. Точнее, их не было совсем. Физически сопротивляться — безумие. Я не фехтовальщик и не гренадер, любая попытка выхватить пистолет закончится одним — залпом. Кричать? Бессмысленно. В этом аду никто не услышит. Единственный шанс — тянуть время. Говорить. Заставить их сомневаться.
Однако какая-то важная пружина во мне сломалась. Вместе с планом рухнула и вера в собственную непогрешимость. Глядя на упрямое лицо Сытина, на искаженное горем лицо артиллериста, я впервые по-настоящему усомнился в себе.
А что, если они правы?
Что, если вся моя гениальная конструкция — лишь плод тщеславия? Я, человек из будущего, возомнил себя демиургом, способным перекроить реальность по своим лекалам, и так увлекся инженерным изяществом замысла, что забыл о главной переменной — о людях. О Хвостове, что лежит на бруствере. Об отряде Разина, посланном по сути на убой ради красивого маневра. Об Орлове, который, возможно, уже мертв, уперевшись в стену, которой не было на моих чертежах.
Ведь я мог ошибиться. Мог. Вся моя разведка — лишь наблюдения в трубу. Заряды — кустарщина из подручных материалов. План — не более чем рискованная авантюра, построенная на допущениях. В то же время Сытин и его люди оперировали другим — опытом войн, осад, сотен таких же безнадежных ситуаций. Их тактика была проста и предсказуема, но, возможно, единственно верна: ждать. Да, это медленная смерть от болезней, однако мой путь привел к смерти быстрой и позорной.
На мгновение показалось, что все происходящее справедливо. Я заигрался. Поставил на кон чужие жизни, и ставка не сыграла. Теперь пришло время платить. Арест, унизительный финал под дулами пистолетов тех, кем я пренебрегал, — вот она, расплата. За Хвостова. За Орлова. За собственную гордыню.
Опустив руки, я давал понять, что не стану сопротивляться. Почти готовый принять их условия, подписать собственное отречение и уйти в тень, лишь бы прекратить этот кошмар, лишь бы остановить бессмысленную гибель людей Разина. Пусть командует Сытин. Пусть будет его медленная, но «правильная» война.
Я поднял на полковника глаза, готовый произнести слова капитуляции. И тут все изменилось. В его взгляде проступило нечто иное. Не забота об армии или боль за погибших, а плохо скрытое, хищное торжество старого интригана, который наконец-то дождался своего часа, чтобы унизить и растоптать выскочку, затмившего его. Он упивался моей неудачей.
Одного этого взгляда, одной этой искры злорадства хватило, чтобы мгновенно выжечь во мне все сомнения. Апатию и отчаяние вытеснила ярость.
Нет. Я не сдамся. Не ему. Не им.
Мой план мог провалиться, но он был единственным верным исходя из задач, поставленных Государем. Их путь — гарантированная гибель. И я не позволю им увести за собой всю армию. Пусть умру здесь и сейчас, но этой победы я им не отдам.
Я криво усмехнулся, глядя в глаза полковнику.
— Что ж, Сытин… Поздравляю. Вы дождались своего часа.
Моя усмешка, похоже, стала последней каплей. Лицо Сытина побагровело, а рука, державшая пистолет, дрогнула.
— Взять его! — рявкнул он, шагнув вперед. — И забрать оружие!
Двое офицеров, стоявших ближе всех, послушно двинулись ко мне: капитан-кавалерист с лицом, изрезанным шрамами, и поручик, старательно избегавший моего взгляда. Не двигаясь с места, я с холодным любопытством следил за приближением развязки. Еще секунда — и они схватят меня за руки.
— Господа офицеры, позвольте поинтересоваться, что здесь происходит?
Голос, прозвучавший из темноты за их спинами, был спокоен, я бы сказал, что даже ленив, но сталь в нем заставила всех вздрогнуть. Офицеры замерли на полушаге. Сытин резко обернулся, его лицо исказила гримаса досады.
Из мрака, неторопливо вышел поручик Дубов — тот самый, которому я поручил «Глас Божий», мой верный «охранник» из Игнатовского. В его руках было нечто, отчего у видавших виды штабных вояк глаза полезли на лоб. Компактное, хищное оружие из вороненой стали и темного дерева, не похожее ни на что из виденного ими ранее. Мой личный, единственный доведенный прототип — СМ-2 «Шквал», который я