Остановившись в нескольких шагах, Дубов обвел взглядом меня в окружении, восьми нацеленных пистолетов. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он не выглядел испуганным или удивленным. Дубов выглядел человеком, который пришел на работу.
— Поручик, вы не вовремя, — прорычал Сытин, первым придя в себя. — Здесь военный совет. Вернитесь на позицию!
— Моя позиция там, где мой командир, господин полковник, — ровным голосом ответил Дубов и шагнул ближе, вставая со мной плечом к плечу. Затем, игнорируя направленные на нас стволы, обратился ко мне: — Ваше благородие, по приказу капитана де ла Серды, мы не спускали глаз с ваших недоброжелателей. Капитан предупреждал, что у ваших недругов нервы могут оказаться слабыми. Похоже, он как в воду глядел.
Де ла Серда. Моя служба безопасности. Так вот он, мой «рояль в кустах». Появление Дубова — не слепая удача, а срабатывание предохранителя, который я сам и установил. Офицеры переглянулись, их уверенность заметно пошатнулась. Одно дело — бунтовать против зарвавшегося фаворита, и совсем другое — идти против его личной, преданной до мозга костей охранной структуры.
Сытин, побагровев еще больше, промолчал. Дубов же, полностью его игнорируя, с неподдельным, почти детским любопытством повертел в руках «Шквал».
— Тяжелая штуковина, ваше благородие, — протянул он, взвешивая оружие. — Куда тяжелее, чем кажется.
Словно невзначай, он плавно повел стволом, и мушка его диковинного оружия замерла точно на переносице полковника Сытина. Движение было таким естественным, таким будничным, что стало от этого еще более жутким.
Среди мятежников прошел нервный ропот. Они не понимали, что это за оружие, но его вид, эргономика, уверенность, с которой оно лежало в руках Дубова, — кричало об опасности. Их громоздкие, однозарядные пистолеты вдруг показались неуклюжими, устаревшими игрушками. Тот самый молодой подпоручик, что прятал глаза, едва заметно опустил ствол своего пистолета.
— Вес обманчив, поручик, — ответил я, включаясь в игру и чувствуя, как возвращается самообладание. — Он нужен для баланса, чтобы отдача не уводила ствол при быстрой стрельбе.
Восемь пар глаз недоуменно уставились то на меня, то на Дубова, силясь понять суть этого странного диалога. У артиллериста на лбу выступила испарина, его взгляд прикипел к темному отверстию «Шквала», направленному на командира. Они попали в собственную ловушку: выстрелить первыми означало подписать смертный приговор Сытину, ведь этот сумасшедший поручик наверняка утащит его с собой на тот свет. А Дубов, казалось, никуда не торопился — наслаждался моментом.
Сытин, чья кожа пошла серыми, землистыми пятнами, наконец не выдержал этого психологического давления.
— Что за игры, поручик⁈ — прошипел он. — Уберите эту дьявольскую игрушку! Вы совершаете преступление!
Дубов медленно повернул к нему голову, однако ствол «Шквала» не сдвинулся ни на миллиметр.
— Преступление, господин полковник, совершаете вы, подняв оружие на старшего по званию во время боя. Я же лишь исполняю свой долг — защищаю командира. А насчет игрушки… — он снова посмотрел на меня, — ваше благородие, а ведь вы так и не рассказали толком, что это за диковина. Наслышан, но в руках держу впервые. И как она в деле?
Вот же хитрец. Он тянул время и устраивал демонстрацию технологического превосходства, призванную сломить волю мятежников.
— В деле хороша, поручик, — ответил я бесстрастно, словно на производственном совещании в Игнатовском. — Однако главное в ней не вес. Главное — темп.
— И каков же он, если не секрет? — с живым интересом подхватил Дубов.
— Восемь выстрелов, — я сделал паузу, обводя взглядом застывшие фигуры. — Один за другим. Быстрее, чем вы, господин полковник, успеете досчитать до трех. Кассета на восемь патронов, перезарядка по нынешним меркам — мгновенная.
Их лица изменились. Восемь выстрелов. Какое странное совпадение, однако. Эта цифра прозвучала как смертный приговор. Каждый из них, опытный вояка, мгновенно прикинул расклад. Стоявший за спиной Сытина офицер сделал едва заметный шаг в сторону, инстинктивно выходя из-под воображаемой линии огня.
— К тому же, — добавил я, усиливая давление, — она не боится сырости. Не даст осечки. В отличие от ваших пистолетов, господа, которые в эту промозглую ночь очень даже могут подвести.
Дубов удовлетворенно хмыкнул и медленно, демонстративно, перевел взгляд с винтовки на застывших мятежников, словно прикидывая цели.
— Восемь, значит… — протянул он задумчиво, пересчитывая их взглядом. — Какое удачное совпадение, господин полковник. Вас ведь тут тоже восемь. Рука у меня, конечно, не набита, но, думаю, если постараться, четверых зацеплю. — Он снова сфокусировал взгляд на Сытине. — Начну, пожалуй, с вас. Для гарантии. А там уж как пойдет.
В этот момент одна из сирен захлебнулась и замолкла. И в образовавшейся на несколько секунд относительной тишине слова Дубова прозвучали не в общем шуме, а оглушительно, отчетливо.
— Да как ты смеешь, щенок! — взорвался Сытин, окончательно теряя самообладание. — Я тебя сгною в кандалах!
— Возможно, господин полковник, — невозмутимо согласился Дубов. — Если доживете…
Словно в ответ на его слова, вой сирены возобновился с новой силой. И тут же из темноты за спиной Дубова бесшумно выросли еще четыре тени. Бойцы из его команды. В их руках были уже знакомые мятежникам, но от этого не менее смертоносные винтовки СМ-1. Они просто стояли, держа оружие наизготовку, их молчаливое присутствие окончательно изменило расстановку сил.
Теперь это было противостояние пяти стрелков с многозарядным оружием против восьми человек с однозарядными пистолетами. Итог был очевиден для всех.
Полковник Сытин обвел взглядом своих людей, его уверенность испарилась, уступая место осознанию унизительного провала. Он попал в собственную ловушку. Первым не выдержал артиллерийский подполковник — он медленно опустил пистолет. Следом нервно сглотнул кавалерист со шрамом, его взгляд забегал от Дубова к его бойцам. Бунт захлебнулся, не успев начаться. Они проиграли в войне технологий и нервов. Теперь пришло время платить по счетам.
Опустив винтовку, Дубов не убрал ее. Насмешливый тон сменился жесткостью. Игровое настроение улетучилось, уступая место суду.
— Господин полковник, — отчетливо обратился Дубов. — И вы, господа офицеры. Ваша забава окончена. Вы обвиняетесь в мятеже против старшего по званию во время битвы. — Он сделал паузу. — Сие деяние карается одним — смертью. Тем более, на поле боя.
Сытин дернулся, хотел что-то крикнуть, но Дубов не дал ему и рта раскрыть.
— Однако, — продолжил он, — бригадир Смирнов — человек отходчивый и, возможно, примет во внимание ваши прошлые заслуги. Посему,