Он не шутил. Вся его фигура излучала абсолютную готовность действовать. Сытин смотрел то на него, то на меня, то на своих колеблющихся офицеров. Его лицо было полотном, на котором смешались ярость, унижение и запоздалое осознание бездны, в которую он завел себя и своих людей. Он еще пытался сохранить остатки достоинства, рука сжимала пистолет, но хватка ослабевала. Выхода не было. Его мятеж провалился.
И в этот миг невыносимого, звенящего напряжения земля содрогнулась.
Глухой, мощный, направленный удар пришел из самых недр земли. Короткий, но такой силы, что почва под ногами качнулась, а на столике задребезжали мои водяные часы.
Все, как по команде, обернулись в сторону крепости.
Взрыв оказался оглушительно эффективным. У основания одного из угловых бастионов, именно там, где я и рассчитывал, вспучилась земля. Из-под кладки вырвался сноп спрессованного дыма, и стена тяжело, со скрежещущим стоном, просела. Ее нижняя часть, лишившись опоры, сползла вниз, образовав удобный для штурма пологий склон. Из пролома с секундным опозданием ударил второй взрыв, глуше, но шире, — сдетонировал малый пороховой погреб, расположенный прямо за этим участком.
Мой план сработал. Орлов справился. Нашел уязвимость, заложил заряды. Точечный, хирургический удар. Эдакое вскрытие консервной банки.
Медленно повернув голову, я посмотрел на Сытина. На его лице застыло выражение непонимающего ужаса. Он смотрел на дело моих рук, и в его глазах читалось крушение целого мира. Он был окончательно и бесповоротно раздавлен.
Его пистолет с глухим стуком упал на землю. Следом за ним, один за другим, посыпались пистолеты его офицеров. Это больше не были бунтовщики. Они стали потрясенными, испуганными свидетелями чуда. Или кошмара.
— Взять их под стражу, — ровным голосом приказал я Дубову.
Пока его люди вязали руки обессилевшим офицерам, я подошел к поручику. Улыбка, которую я так долго сдерживал, расползлась по лицу — улыбка облегчения, усталости и безграничного триумфа. Я протянул руку.
— Спасибо, поручик. Ты спас и меня, и всю нашу операцию. Этот «Шквал» — твой. Когда вернемся, лично сделаю для тебя лучшую его версию. Мой подарок. А пока — носи с честью.
Дубов крепко, пожал мою руку, на его лице тоже играла усмешка.
— Служу Отечеству, ваше благородие, — ответил он смущенно. Затем, кивнув в сторону зияющего пролома, спросил: — А что же там все-таки рвануло так знатно? Я думал, мы просто стену немного поковыряем.
Мой взгляд упал на пролом, в который уже должны вливаться штурмовые отряды — Орлов должен был это организовать, на мечущиеся фигурки на уцелевших стенах.
Я усмехнулся.
— Представь, поручик, что Азов — это огромный вражеский корабль. Так вот, Орлов только что взорвал у него крюйт-камеру.
Глава 7
Я опустил подзорную трубу. Представшая глазам картина была именно такой, какой я ее и задумал. Там, где еще недавно высился монолитный угловой бастион, теперь зиял уродливый, дымящийся пролом. Склон из битого камня, земли и обломков бревен выглядел пологим, почти удобным для проникновения.
Внутри крепости царил первозданный хаос — мой расчет на каскадный сбой системы оправдался сполна. Обезумевшие от нечеловеческого воя и призрачного света, турки не организовывали оборону, а метались в панике. Потеряв связь с подразделениями, офицеры тщетно пытались навести порядок, однако их крики тонули в общем гуле ужаса. Некоторые янычары, побросав оружие, бились головой о каменную кладку; другие палили вслепую по пляшущим теням. Пролом был «завален мясом» — он превратился в кипящий котел из дезориентированных, сломленных людей.
Едва я опустил трубу, как Дубов с лихорадочным огнем в глазах вдруг заявил:
— Ваше благородие, приказывайте! Сейчас самое время! Ударим разом, пока они в беспамятстве!
Одного взгляда на гренадеров, которые ждали в резерве, хватило, чтобы понять — они рвались в бой, но штурм пролома даже в этом хаосе неминуемо обернулся бы кровавой бойней.
— Отставить, поручик, — мой голос мгновенно остудил его пыл. — Штурма не будет.
Я с улыбкой смотрел на Дубова, сжимавшему свой новый трофей — «Шквал» (видать, хотел и его в деле опробовать), я отдал следующий приказ:
— Поручик, возьмешь белый флаг и пойдешь парламентером.
Дубов недоуменно моргнул.
— Я, ваше благородие? Да я по-ихнему ни в зуб ногой.
— Говорить много не придется. Главное — твой вид и то, что у тебя в руках. Подойдешь к пролому, потребуешь старшего офицера. Побряцаешь этим, — я кивнул на «Шквал», — и потом передашь мои слова.
Взгляд мой впился в него.
— Скажешь паше, что я, бригадир Смирнов, восхищен доблестью его воинов и не желаю проливать лишней крови. Представление окончено. Но если через час на стенах не появятся белые флаги, начнется настоящая работа. Я знаю, где находится их главный колодец, водовод от реки, тот же порт, откуда с моря доставляют всякое. Следующий удар придется по ним. Я не стану больше рушить стены. Я просто превращу их воду в отравленную грязь. Порт разрушу. Да по казармам пройдусь так же как вышло с пороховым складом.
Я выдержал паузу, позволяя Дубову осознать весь масштаб угрозы.
— И добавь, — понизив голос, закончил я, — что пока мы говорим, мои лучшие люди уже внутри. Режут его часовых. Пусть спросит своих офицеров, если не верит. У него есть час. Либо почетная сдача, либо смерть от жажды в осажденной изнутри крепости.
Дубов больше не задавал вопросов. Он шел передавать ультиматум, шел демонстрировать силу, воплощенную в его фигуре и диковинном оружии.
Наступило томительное ожидание. Через посыльных я приказал тем группам, что на стене закрепиться и не двигаться далее. Я не стал возвращаться на наблюдательный пункт, а остался в расположении войск, на виду у всех. Нарочито не глядя на крепость, я думал о том, что творится на севере.
Мысли лихорадочно прокручивали варианты: успел ли Петр дойти до Прута? Где он сейчас? Началась ли уже катастрофа? Каждая минута молчания турок казалась украденной у невидимой битвы за спасение Империи. Нужно было закончить здесь как можно быстрее.
И когда мысли мои были уже далеко, многоголосый, на этот раз радостный, рев вырвал меня из оцепенения. Я поднял глаза. Над Азовом, один за другим, словно запоздалые белые цветы на поле недавней битвы,