— Нервничаешь, ваше благородие? — шепотом спросил Орлов, не отрывая взгляда от крепости.
— Контролирую переменные, Василь, — так же тихо ответил я, не сводя глаз с капли. — Сейчас все зависит от того, насколько точно каждый винтик в этом механизме выполнит свою функцию.
— Винтики не подведут, — уверенно сказал он. — Они чуда ждут. И ты им это чудо обещал.
Капля упала.
В тот же миг тишина кончилась — она лопнула, разорванная в клочья звуком, которого эта земля еще не слышала. С пяти разных точек вокруг крепости, идеально синхронно, родился низкий, вибрирующий гул. Он возник словно из-под земли, заставив почву под ногами мелко дрожать. Он проникал в тело, отдавался в костях, вызывая глухую, безотчетную тревогу. Расчет верный. Частота на грани инфразвука. Не слышен, но ощущается всем телом, вызывает резонанс внутренних органов. Классический генератор страха. Я заметил, как на стенах Азова заметались факелы. Они услышали. Они еще не понимали, что это, но их животный инстинкт уже кричал об опасности.
Гул нарастал, плавно и неумолимо поднимаясь по тональности. Низкие, басовитые вибрации сменились средними, занудными, выворачивающими нутро нотами. А затем звук сорвался вверх, превратившись в пронзительный, многоголосый, режущий душу вой. Пять «дьявольских органов» пели в унисон, сплетаясь в адскую полифонию.
— Дьявол! — выдохнул Орлов, невольно сделав шаг назад. — Прямо по кишкам бьет.
Страх необъяснимого. Это было физическое насилие. Он давил, сверлил, сводил с ума. Я видел в трубу, как один из турецких часовых, уронив мушкет, схватился за голову и начал биться о камни, пытаясь заглушить этот невыносимый звук. Он не выдержал первым.
И в тот самый миг, когда вой достиг своего апогея, своего невыносимого крещендо, ночь над Азовом беззвучно взорвалась. Словно по мановению невидимой руки, из верхушек осадных башен вырвались сотни огненных стрел. Они взмыли ввысь, оставляя за собой дымные, фосфоресцирующие хвосты. Достигнув высшей точки, они взрывались и падали. А некоторые замирали. Ярчайший магниевый заряд делал свое дело.
Небосвод превратился в купол ирреального, чудовищного собора. Десятки солнц — ослепительно-белых, мертвенно-зеленых, кроваво-багровых — медленно и жутко взрывались и плыли в бездонной черноте. Да, все-таки получилось сделать лучше. Заряды заливали мир призрачным, неживым светом, в котором все теряло свои привычные очертания. Каждая бойница, камень на стене, фигурка мечущегося на валу турка были видны с пугающей отчетливостью. Тени, которые отбрасывали эти плывущие огни, были густо-фиолетовыми, они не стояли на месте. Они жили своей жизнью, вытягивались, корчились, плясали на стенах, превращая грозную крепость в декорацию к кошмарному сну.
Через стены полетели светошумовые гранаты. И это было вовсе за гранью. Пытаясь поставить себя на место турков, я невольно поежился. Филиал ада на земле — вот мои первые ассоциации.
Я опустил трубу, чувствуя, как внутри все сжалось от восторга, от осознания того, что этот чудовищный, неземной хаос — дело моих рук. Я создал его из бумаги, клея, ржавого железа и одной безумной идеи. И он работал. О, Боже, как он работал.
Суматоха на стенах достигла своего пика. Люди метались, затыкая уши, падали на колени, ослепленные неестественным светом. Офицеры что-то кричали, но в этом адском вое их голоса тонули без следа. Я видел, как один из янычарских ага, опытный, должно быть, вояка, пытался навести порядок. Он, преодолевая ужас, бил плашмя саблей своих солдат, пытаясь заставить их занять места у бойниц. Но его приказы тонули в вое, а его люди, ослепленные и оглушенные, его не видели и не слышали. Это был страх, коллапс системы управления. Их система восприятия была перегружена. Она получила такой объем противоречивой, шокирующей информации, что просто отказывалась ее обрабатывать.
Именно в этот момент я достал из-за пазухи небольшое устройство, похожее на пистолет. Нажав на спуск, я выстрелил в небо. Ни звука, лишь яркая, кроваво-красная звезда, которая горела ровно десять секунд — сигнал для Разина. Мой личный маркер в этом хаосе, видимый только тем, кто знает, куда смотреть.
— Пошла пехота, — с удовлетворением сказал Орлов.
Представление перешло ко второму акту. Со стороны центральных ворот донесся новый звук — дикий, яростный рев сотен глоток, прерываемый дробным, лихорадочным боем барабанов. Группа Разина начала свой спектакль. Я видел, как в призрачном свете моих «люстр» к стенам побежали тени с лестницами, как они начали суетливо рубить фашины. Это была грубая, топорная работа, но на фоне всеобщего хаоса она выглядела как начало настоящего, отчаянного штурма. Турецкие офицеры, обезумевшие от воя и света, увидев наконец знакомую, понятную угрозу, вцепились в нее как в спасительную соломинку. На участок Разина немедленно начали стягивать подкрепления. По стенам бегут отряды янычар, разворачиваются пушки.
Они попались. Они смотрели туда, куда я хотел, чтобы они смотрели. Тавтология — наше все. Симфония Хаоса работала безупречно.
От автора: если вам нравится написанное и автор идет по верному пути, то жмите ❤
Глава 4
Интерлюдия.
Март 1707 года, ставка Петра Великого.
Чавкающая под копытами тысяч лошадей, грязь, не имела ни конца ни края. По раскисшим полям пронизывающий мартовский ветер гнал косые заряды мокрого снега, лепившегося на сукно мундиров, на лица, на гривы измученных животных. Войска вязли. То и дело увязали по самые ступицы пушки, эти чугунные пожиратели пороха, и тогда солдаты, грязно ругаясь, всем миром налегали на колеса, выдирая их из жирной, податливой земли, а офицеры материли и их, и дорогу, и саму весну. В плотном воздухе смешались запахи прелой листвы и навоза. Обычная, тягучая, ненавистная государю весенняя распутица.
Петру же эта погода была нипочем. Сидя на своем могучем Лизетте, он чувствовал, как внутри горит жаркий огонь, который не могли затушить ни снег, ни ветер. Одного взгляда на его преображенцев, на угрюмые лица, хватало, чтобы в груди поднялась горячая волна гордости. Его армия. Его гвардия. Инструмент, выкованный им в огне Нарвы