– Я буду ждать сколько нужно, – сказал он. – Не торопись.
Альбина кивнула, снова улыбнулась и зашагала в сторону входа в корпус. Муратов устроился на скамейке неподалеку и приготовился к ожиданию, однако Альбина вышла уже минут через пять.
– У Жени все в порядке, – сообщила она, усаживаясь рядом. – Он не скучает, у него сидит девочка-инструктор, они с упоением обсуждают – знаешь что? Чем отличается планирование от самопрограммирования! Я очень рада, что Женя нашел себе прекрасного собеседника. Эта Наяна такая чудесная девочка! А Егору она с самого начала не понравилась, он даже ходил к руководству, требовал, чтобы ее заменили. Хорошо, что у него ничего не вышло.
В ее голосе не слышалось ни тени ревности или недовольства, радость была, как показалось Муратову, совершенно искренней. «Значит, не любовники», – сделал он вывод.
– О чем ты хотел со мной поговорить? – спросила Альбина.
– Я хотел спросить, почему ты одновременно поддерживаешь Егора и мешаешь ему, – заявил Муратов.
Он решил действовать прямо в лоб, чтобы не дать Альбине собраться с мыслями.
Стражалковская молча смотрела на него. Смотрела пристально, без страха или смущения.
– Скажи еще что-нибудь, – негромко, но твердо потребовала она. – Я должна быть уверена, что мы имеем в виду одно и то же.
– Ты просила своего друга из Департамента политологии дать красный свет заявке Егора и не пропускать ее ни под каким предлогом. Хватит?
– Вполне, – кивнула Альбина. – Значит, ты все знаешь.
– Не все, – возразил Муратов. – Я не понимаю, что происходит и зачем ты это делаешь.
– Хорошо, я объясню. Но с одним условием.
– Слушаю.
– Я объясню тебе, а ты объяснишь Егору. Мне следовало давно сказать ему об этом, как только он заговорил об использовании Тоннеля и возрождении интереса к книге отца. Но я не нашла в себе достаточно мужества. И до сих пор не нахожу. Видишь, как странно: тебе, постороннему человеку, мне легко признаться, а сказать сыну – нет сил. Мы договорились?
– Да, даю слово.
– В книге Федора очень много неточностей. Проще говоря – лжи и выдумок. Я знала об этом с самого начала, потому что вся работа над книгой проходила на моих глазах. Он выискивал дела, на фактуре которых мог придумать яркую интригующую историю, и при этом стремился непременно сделать громкое разоблачение. Истина его мало интересовала. Когда он писал о преступлениях десятых-двадцатых годов, то еще соблюдал некоторую осторожность, ведь в конце сороковых, во время работы над рукописью, многие персонажи были живы. А в делах девяностых и нулевых мой муж свою фантазию не ограничивал, даже если факты опровергали его домыслы и выдумки. Фантазия у него была буйная, можешь мне поверить. Потом, с годами, все стало еще хуже. Время шло, фигуранты очерков сходили с дистанции, умирали, и во время выступлений и встреч Федор начал добавлять так называемые детали, которые, как он утверждал, не вошли в текст книги. Да, он был прекрасным рассказчиком, артистичным, с живой образной речью и великолепным чувством юмора, этого не отнять. Но людей привлекали не только эти качества. Они хотели новых подробностей, которых не было в книге и которые еще не звучали в предыдущих выступлениях. И эти подробности мой муж с упоением выдумывал перед каждым мероприятием, чтобы подогреть интерес публики к себе и к книге. Вот тебе вся правда. Теперь ты понимаешь, что Тоннель не принес бы Егору ничего хорошего. Мой сын боготворит своего отца, который на самом деле был лжецом и фальсификатором. И у меня не поднимается рука, чтобы разрушить его картину мира. Но ее придется разрушить, чтобы не стало хуже. Если Егор не узнает правду, он не остановится. Эту правду ты должен ему рассказать. Ты мне пообещал.
Вот оно как, значит…
– Как тебе удалось прорваться к руководству Департамента? – спросил он. – Это твой приятель?
Альбина кивнула.
– Очень давний. Я знала его, когда он был совсем молоденьким. Он – внук одного из тех, кто фигурирует в очерках Федора. Федор разыскал его, когда собирал материал, начал задавать вопросы, парень попросил, чтобы его деда вывели в как можно более выгодном свете. Дед был еще жив, но уже сильно болел, угасал, внук хотел его порадовать, поддержать интерес к жизни. Хорошее желание хорошего молодого человека, искреннее, доброе. Я уговорила Федора сделать, как его просят. Дед и без того был, что называется, «из хороших парней», но в книге он выведен прямо героем и полубогом, с которым никто не мог сравниться в честности и принципиальности. Я же говорю, с фантазией у мужа все было в порядке, – горько усмехнулась она. – Мальчик был благодарен, очень благодарен, книга вышла, когда его дед еще был жив, и действительно принесла старику много радости. Мальчик стал мужчиной, сделал карьеру, превратился в высокопоставленного чиновника, но при этом чувствовал себя в долгу перед Федором и передо мной.
– Понятно. Значит, разрешения не будет. Это точно?
– Абсолютно.
Муратов собрался было задать следующий вопрос, когда мимо них прошла пара: высокий седой подтянутый мужчина и хорошенькая русоволосая девушка. Они что-то увлеченно обсуждали, не глядя ни по сторонам, ни под ноги: их взгляды были устремлены друг на друга. Заметив Альбину, оба улыбнулись ей, кивнули и прошли дальше, не прерывая беседу.
– Вот они, Женя и Наяна, – сказала Стражалковская, глядя им вслед. – Хорошо, что Женя здесь не скучает.
Муратов рассмеялся и покачал головой.
– Не скучает? Да от них искры летят во все стороны, неужели ты сама не видишь?
Альбина посмотрела на него с неожиданным интересом.
– Что, ты тоже заметил? Я думала, мне показалось. Ладно, как говорится, совет да любовь. Вернемся к нашим неприятным делам. Разрешения у нас не будет, так что о переиздании книги придется забыть и Егору, и тебе. Это сильно ломает твои планы? У тебя какой-то денежный интерес?
– Нет, – рассеянно проговорил Тимофей. – Какие деньги? Я просто вызвался помочь Егору с продвижением, мне нетрудно.