Девушка ничего не ответила. Когда поняла, что король, наконец, заснул, поднялась, прошла к кувшину, чтобы попить поды. Во рту совсем пересохло, ноги едва держали её. Низ живота пробирала саднящая боль. Катерину шатало то ли от потрясения, то ли всё ещё под действием неизвестного препарата. Девушка едва успела склониться над тазом для мытья рук, когда её начало рвать. Иначе бы запачкала шикарную мебель и роскошный ковёр королевской опочивальни. Одна надежда - ранним утром воду незаметно поменяет служанка. Наверняка сама же Полин. Обычно это делали, пока все ещё спят. Самой Кате сейчас было настолько плохо, что нести куда-то таз с водой она и не подумала. Даже просто выплеснуть содержимое в окно ей не пришло в голову. Она словно отупела от всего происходящего. С трудом соображала, явственно ощущая, как с огромным трудом движутся в голове мысли, и причиняют глухую боль. Доплестись бы назад до кровати. Почти у самого ложа почувствовала, что оседает. Успела схватиться за выпуклый узор лепнины, широкой полосой украшавшей комнату по периметру. Постояла некоторое время, и медленно пошла дальше, держась за стену.
В своих покоях доктор Флоретт отошёл от окна, сел за рабочий стол. Нужно было описать состав одного лекарственного средства, но шум за стеной не давал ему сосредоточиться. Возня, глухие крики, сопение, слабые стоны… Перед глазами стояла эта горничная Катрин, растерянная и перепуганная, как дикая лань. Как она разволновалась, разбив кувшин у него в комнате, как старательно убирала осколки, как едва не расплакалась, расплескав лечебную настойку. А ведь она и впрямь красавица… И расчётливая, оказывается. Ну что ж, налюбится девчонка сегодня вволю.
Лучше бы он не возвращался сюда больше! Ведь в Париже его всё устраивало. Теперь сидел, слушал всё это, тошно было. Хотелось заткнуть уши. И казалось, что это длится невозможно долго. Тишина наступила только под утро. Но никуда не деться от оглушающих ударов собственного сердца. Сон так и не пришёл к нему. Эркюль просидел за столом до самого рассвета, словно окаменев.
Свечи потихоньку догорали, негромко потрескивая. Катя откатилась к краю, подальше от спящего Людовика. Завернулась в одеяло, и лежала, рассматривала комнату, точнее роскошную западню, в которую угодила. Девушке казалось, что она так и провела остаток ночи без сна, но на самом деле её сознание погружалось в какой-то неверный, неглубокий отдых, зыбкий, как марево.
[1] Фунт - единица измерения массы. Исторически использовался в некоторых европейских странах, причём в эпоху феодальной раздробленности в некоторых странах (например, во Франции) его значение имел право устанавливать каждый феодал, поэтому даже в начале XVIII века в Европе было более ста разных фунтов. Наиболее распространённым сегодня является международный фунт эвердьюпойс, который юридически определён как 0,45359237 килограмма. 100 фунтов равняется примерно 45 кг.
Глава IX Иппотерапия для горничной
Трудно было узнать в этой бледной уставшей женщине Катрин. И не верилось, что за одну ночь можно так измениться. Она и сама чувствовала, что будто бы одурела от слёз, оплакивая своё нынешнее падение и себя прежнюю. Горевала о том, какая она в сущности одинокая и неприкаянная. И что ничем уже не владеет – ни телом своим, ни душой. Обрывками всплывали в сознании те полубредовые ощущения, что она испытала в апартаментах его величества. Внутри неё теперь поселились пустота и боль. А ещё презрение к королю, к себе, ко всем окружающим, согласным жить в этой грязи. Что Людовик, что его любовница Помпадур, возомнили себя существами, стоящими выше других, свободными от предрассудков, считающими, что им позволено всё. Но они же не небожители! Они люди! Впервые девушка с неким злорадством подумала о неумолимо надвигающейся Великой французской революции. И, пожалуй, она была несправедлива, ведь ужас народного восстания не коснётся ныне правящего монарха. Был момент, когда Катю посещала мысль написать письмо Папе Римскому, чтобы сообщить о творящихся тут бесчинствах. Но она быстро отмела эту идею как абсурдную.
Катерина стала совершенно безразличной ко всему. Выполняла свою работу на автомате, ни с кем не разговаривала. Во взгляде пропали живость и любопытство. Это заметили все. И всё же приходилось как-то жить дальше. В теперешнем душевном состоянии особенно нужна была чья-то поддержка. Поэтому вечером, справившись с делами, погружённая в себя и ничего вокруг не замечающая, она побрела к кухарке. Хотя та была уже довольно пожилой женщиной, именно с ней Катя больше всего сдружилась. Даже про то, что все девушки здесь на самом деле предназначены для короля, Ноелла не скрывала. Эта грубоватая открытость и привлекала Катерину. С ней не надо было постоянно думать, что говоришь. А Ноелла вдруг ошарашила неожиданной новостью:
- Об этом все молчат, но сегодня исчезла ещё одна воспитанница. Арабелла де Жандане. Ей семнадцать. Брюнетка. Родом из Прованса. Отец - виконт де Жандане. Разорившийся выпивоха.
Катя покачала головой, но особого интереса к этой новости не выказала. Ей было совсем не до того. После случившегося она очень боялась встретить месье Флоретта. Только вот в замкнутом пространстве это неизбежно. Когда на следующий же день он неожиданно возник в коридоре и равнодушно прошёл мимо, её сердце бешено заметалось и подскочило к горлу. Пожалуй, только доктор был сейчас способен привлечь её внимание. Но он лишь мельком взглянул и даже не замедлил шаг. Флоретт был погружён в себя, взгляд его тёплых глаз сейчас казался отрешённым. И это придавало ему некого трагизма.
Теперь усевшись на деревянном табурете и вся ссутулившись, девушка вдруг спросила у кухарки, почему сюда допускают доктора, ведь он же достаточно молодой мужчина.
- Что, понравился господин Флоретт? - проницательная женщина усмехнулась. - Не рассчитывай, голубка моя. За посягательство на любую бабёнку в этих стенах, даже служанку, его кастрируют. Я не шучу. И не просто кастрируют. Когда-то давно был тут случай... Тогда по приказу мадам Помпадур мужчину полностью оскопили. Ты понимаешь, как это? Отрезали всё и оставили истекать кровью. Это, конечно, тайна.
- По приказу… мадам Помпадур? – пролепетала, не веря своим ушам, Катрин. - Зачем же король над ним издевается, провоцирует?
Она вспомнила, как Людовик буквально вынудил Эркюля к ней прикоснуться.
- Его величество не издевается. Он проверяет, - поправила Ноелла.
Кухарка, простая, но догадливая, не стала расспрашивать, с чего это вдруг горничная задаёт подобные вопросы о каких-то провокациях. Она вообще не страдала излишним любопытством.
- И что тот мужчина? Умер? – безжизненно проговорила Катя.
Ноелла и