Откуда у нее его номер вообще?
Кидаю на безупречный мужской профиль короткие взгляды и грущу. Теперь понимаю его ультиматум по поводу общения с Сашей. Общение твоей второй половинки с бывшими – действительно неприятно.
Когда заезжаем на территорию медгородка, отстегиваюсь.
– Во сколько тебя забрать? – спрашивает Антон бесцветным голосом.
Не уезжай…
– На такси доберусь!.. – фыркаю.
– Давай без психов, Есь, – смягчается.
– И когда это я психовала?
Он возмущенно приподнимает брови и не находит что сказать.
– Часа через два, – вздыхаю обиженно, клюю его в губы и выхожу.
Возле кабинета столпотворение.
Оказывается, несколько организаций внезапно отправили на медосмотр, и прием ведется через одного. Я со своим талоном оказываюсь пятнадцатой, а когда захожу в кабинет, чувствую себя вымотанной.
– Девяносто на шестьдесят, – округляет глаза Варвара Александровна, убирая тонометр. – Это ведь талия с бедрами должны быть, Есения Адольфовна, а никак не давление!.. Пойдемте-ка на кресло, голубушка.
Чувствуя ужасную слабость, поднимаюсь со стула и начинаю раздеваться. Состояние – вот-вот засну.
– Так-с. И шейка мне ваша не нравится, – продолжает она, руками доставляя мне максимальный дискомфорт. – С последнего осмотра короче стала.
– И что это значит? – пугаюсь.
– Ничего хорошего! Ничего хорошего! Одевайтесь потихоньку.
Следующие пять минут врач что-то пишет, просматривает прошлые назначения и находит в стопке на столе результаты моих анализов, которые снова ее не устраивают:
– Гемоглобин восемьдесят пять. С каждым разом все ниже. Вы его кому-то отдаете?
– Нет.
– Мясо так и не едим?
– Нет, – каюсь. – Меня от него тошнит.
– Давайте-ка в стационар оформимся. Там и железо покапаем, и с шейкой вашей разберемся.
– Как понять «разберемся»?
– Возможно, поставят пессарий.
Она достает из ящика бланки с синими печатями и заполняет их своей абракадаброй.
– Это что еще такое?
– А это, Есения Адольфовна, силиконовое кольцо, которое вводят во влагалище, когда есть риск выкидыша.
Сердце сжимается.
– Риск чего? – пораженно переспрашиваю.
Варвара Александровна тепло смеется и гладит мою руку.
– Не переживайте! При многоплодной беременности такая процедура не редкость, но полежать и прокапаться вам просто необходимо.
– Хорошо!..
Подхватив вещи, я по переходу добираюсь до больницы, оставляю верхнюю одежду в гардеробе и иду сдаваться в гинекологическое отделение номер один. Оказавшись в палате на пять человек, вспоминаю о том, что не сообщила Антону.
– Меня в больнице оставили, – звоню.
– Что-то не так? – настораживается он.
– Гемоглобин низкий, – говорю дрожащим голосом. – И шейка короткая!
Я озираюсь. Помимо меня здесь только две девочки. Обе моего возраста. Выглядят вполне адекватными.
– Мне вещи нужны, – бурчу.
– Конечно. Напиши список, я заеду домой и в магазин. И… ты это. Не расстраивайся там. Врачам-то виднее.
– Угу.
Положив трубку, печатаю список:
«Тапочки (необоссанные, пожалуйста), халат, ночнушка (самая несексуальная), зубная щетка, паста, кружка», – и так далее. Все, что приходит в голову.
Огнев каждый пункт отмечает смайликом в виде плюсика. Под ночнушкой пишет, что у меня таких нет. Я улыбаюсь.
«Здесь карантин. Вообще никого не пускают», – сообщаю чуть позже.
«Разберемся».
Как бы мы иногда ни ругались, но у Антона есть воистину чудесные качества настоящего мужчины. Одно из них – я ему верю. Всегда.
Он сказал – разберется, и я совершенно не удивляюсь, когда спустя полтора часа вижу новое сообщение:
«Я у пожарного выхода на третьем этаже. Неси сюда свою жопку, Фюрер».
Пожарный выход. И как я сразу не догадалась?
Поднявшись с кровати, натягиваю угги с надетыми поверх бахилами и иду по коридору. Увидев заветную надпись над металлической дверью, дергаю ее и даже не сомневаюсь в том, что она легко откроется.
А потом, увидев Антона, плачу… Потому что расстроилась и он смотрит на меня так… ласково.
– Ну ты чего расклеилась, Фюрер? – спрашивает, ставя пакеты на пол и крепко обнимая.
Я утыкаюсь в твердое плечо и мараю куртку слезами. Облизываю сухие губы. Вздыхаю.
– Говорил же тебе. Надо мясо есть. А ты все свой «Ананасовый рай» лопаешь.
– Мясо я не могу, ты ведь знаешь, – хмурюсь. – Можно гречу, гранатовый сок или на крайний случай… черную икру.
– Ох уж эти твои крайности, Есь! Я их просто обожаю!..
Антон смеется и ласково гладит мои волосы, царапая щеку подбородком. Потом становится серьезным.
– И надолго тебя тут закрыли?
– Десять капельниц. Каждый день по одной…
– Да уж…
Мы оба грустим перед предстоящей разлукой. Я вдруг вспоминаю наш дом. Искорку с Васей и уютную кухню. Кровать, на которой мы так любим проводить время вдвоем. Наш маленький мирок, который мы всего за несколько месяцев создали с нуля.
Еще больше реву.
– Ну все, все, – целует Антон. – Ничего страшного не произошло. Анализы поправятся. А с шеей у тебя что?
– С чем?
– Шея короткая, – напоминает он. – Сама сказала.
Я зажмуриваюсь и хохочу так, что внизу живота снова тянет. Это ж надо!
– Шейка матки, глупенький!
– А… – кивает понимающе. – Типа запчасть?
– Ага. Запчасть…
Отсмеявшись, прижимаюсь к нему, пытаясь хоть чуть-чуть запомнить это чувство – быть в его объятиях.
– Пессарий будут ставить, – вздыхаю. Я, естественно, пока ждала, все уже в интернете прочитала. Да и одна из девчонок подсказала, что к чему.
Антон смотрит на меня вопросительно. Точно так, как я три часа назад на Варвару Александровну.
– Это чтобы преждевременных родов не было, – объясняю. – Устанавливают такое кольцо…
Прищуриваюсь хитро.
– Кольцо?
– Ага, кольцо, Огнев! – хихикаю. – Хоть где-то у меня будет кольцо, – не сдерживаюсь, чтобы не подколоть.
Антон закатывает глаза и, опустив ладонь, щипает за ягодицу. Грубовато целует в губы и тихо мне обещает:
– Скоро будет у тебя кольцо, Фюрер. Настоящее. Не надо тебе никаких пессариев!..
Глава 44. Есения
Потолочный мигающий свет бьет в глаза и очень мешает, потому что приходится постоянно держать их закрытыми и при этом стараться не заснуть. Не прокараулить бы капельницу.
– Самый дорогой курорт Франции… На «Б» начинается, девочки.
Открываю глаза, пытаясь вспомнить. Получается это слабо. Мозги будто в киселе перемешали.
– Бо-ро-ди-но! – слышится дикий хохот из противоположного угла.
– Тамара, можно потише? – недовольно прошу, потирая затекшую руку.
– А шо? Они там с Наполеоном знатно отдохнули… С грязевыми ваннами.
– Биарриц, – тихо говорит Ника и меняет перчатки, кидая использованные к шприцам в железную чашу.
Я с интересом смотрю на медсестру.
Загляденье. Молоденькая ладненькая брюнетка. Руки у нее золотые – легкие как пушинки. В вену, в отличие от сменщиц, сразу попадает, и не больно.
– Биарриц… С двумя «р»? Подходит… – сообщает Катька и с одобрением разглядывает стройную фигурку прямо перед собой. – А вы там были, Ника?
Девушка смущается и поправляет сережку. На вид карата два, не меньше. Но я