– Нет, что вы, – она краснеет. – Откуда? Просто… по телевизору сюжет видела.
Мы с Катькой многозначительно переглядываемся. Давно уже поняли, что медсестричка наша не из простых, хоть и работает здесь на общих условиях. И сережки у нее стоимостью с мою двухкомнатную квартиру. В интернете нашли такие же.
Молча смотрю в потолок и слушаю уже привычные всхлипы справа, от Женечки. Жалко ее становится, сил нет.
Душа болит.
– Успокойтесь, пожалуйста, – мягко просит Ника. Голос у нее завораживающий и сказочный. Ей бы курс доллара на радио озвучивать. – Врач ведь сказал: если будете беречь себя, ребеночка обязательно сохраните, но нужен позитивный настрой, а вы все время плачете.
– Это третий выкидыш подряд!..
Женечка снова ревет, и я вместе с ней. Не хочу, но такая сентиментальная стала.
– Ничего еще не случилось. Кровотечение остановили. Отдыхайте, пожалуйста.
– Было бы из-за чего выть-то! – гогочет глупая Тамара. – У меня вон пятый нарисовался, уже чисткой не сотрешь. Говорила ведь паскуде проклятому: «Вынимай! Вынимай!» Чухоблох!..
Мы с Катькой переглядываемся и в унисон закатываем глаза.
Дую губы. Домой хочется. Надоело здесь.
Спокойными в нашей палате были только первые два дня. А потом к нам подселили вот это недоразумение: вечно кричащее, громко смеющееся и абсолютно не обладающее чувством такта и сострадания.
Ника, согласно очереди, переходит к койке Тамары, а я беру телефон и звоню Антону. Длинные гудки раздражают ужасно, но ответа так и нет.
Проверяю мессенджер: «Был шесть часов назад».
И где его весь день носит?
– Эх, красивая ты, медсестричка. Щечки как яблочки наливные, – пристает Тамарка теперь к Нике. – Медбрат-то есть у тебя?
– Нет, – по-доброму смеется девушка.
– А почему это? Они тут вон какие у вас ходят. Рослые, губастые, рукастые. Я б на твоем месте ой согрешила…
– У нас тут все серьезно, – с вызовом отвечает Ника. – Первым делом кольпоскопы, а мальчики – потом.
Уже и мы с Катей не выдерживаем. Хихикаем потихоньку.
Надо же такое придумать!
– Блин, – шепчу, убирая телефон под подушку.
– Не берет твой пожарный? – интересуется Катька.
– Нет…
– Тушит поди… кого-нибудь, – слышится из угла. – Так сказать… необремененную. Может, двойни испугался? Сейчас цены-то видели? Памперсы по цене трусов.
Я хмурюсь и пытаюсь сохранять самообладание. Катя с сочувствием на меня смотрит и злится.
– У тебя там вроде успокоительное капает, Тамара?
– Ага.
– Так успокойся уже!.. Достала!..
Ника, поправив голубую шапочку, улыбается в нашу сторону и плавной походкой идет к двери.
– Отдыхайте, девочки…
Вторая половина дня проходит как обычно.
В больнице вообще свой жизненный уклад. Сончас сменяется полдником и книгой, потом вечерние уколы, измерение веса и давления, ужин и долгожданный отбой. Осталось три капельницы.
– Я тебе кашу принесла, – улыбаюсь Женечке, заходя в палату.
– Спасибо.
– Ешь давай. Силы тебе нужны.
– Ой, не знаю… – Нижняя губа опять трясется. – Муж говорит, зачем тебе все это, Жека? Я тебя и так люблю, а я… переживаю… Без детей ведь семья ненастоящая?
– А я думаю, без любви семья ненастоящая, Жень. Посмотри… вон, – киваю в угол, где, словно злобная паучиха плетет паутину, Тамара громко вяжет на спицах. – Детей много, а любви нет. Тоже ничего хорошего. А вы… милые такие. И муж у тебя хороший, ты фотографию показывала. Все еще будет, Жень. В жизни главное – верить. Я, знаешь, сколько по больницам ходила? Богу молилась каждый день, а теперь вот… – поглаживаю подросший за эту неделю животик. – Двойня у нас с Антоном!..
– Спасибо, Есь, – она приступает к ужину, приподнявшись над тумбочкой. – Я правда постараюсь…
Ближе к десяти часам вечера телефон призывно мигает, а на экране появляется фотография моего любимого спасателя и смайлики в виде огонька и ключика. Ответив на звонок, сразу иду в темный коридор и прикладываю телефон к уху:
– Антон… Ты с ума сошел?..
– Блин. Погоди, Фюрер, – говорит он тихо-тихо.
В трубке слышатся помехи, а потом снова молчание. Остановившись в небольшом закутке у окна, разглядываю заснеженные сверкающие березы и украшенную к Новому году елку в центре медицинского городка.
– Все, – вздыхает. – Можешь отлюбить мой мозг, как следует. Только ласково… я устал.
Грустно улыбаюсь и понимаю, что больше всего на свете хочу к нему. Потереться носиком о сильное плечо и уснуть на нем сладко.
– Ты дома? – спрашиваю уже нежнее.
– Я… Дома.
– Как твоя «Ямаха»?
– Мм. Делается… – без энтузиазма отвечает.
– Это хорошо.
Между нами возникает неясная тишина. Не такая, как обычно. Неуютная, что ли. Хочется ее поскорее прервать:
– Антон.
– М?
– Ты меня любишь? – спрашиваю шепотом.
– Люблю, – хрипит.
Запахиваю халат поплотнее.
– Я тебя тоже люблю. – Умиротворенно вздыхаю, а потом представляю его дома. Расслабленного, полураздетого, в окружении рыжих котов. – Антон? – зову.
– М?
– Я соскучилась. По тебе и по Искорке с Васькой. Они рядом?
– Рядом, – резковато отвечает.
– А сфоткай мне их, пожалуйста! – молю.
– Есь…
– Ну, Огнев!.. Сделай мне приятное… нетрадиционным способом.
– Традиционный мне как-то больше по душе, – ворчит недовольно.
– Традиционный нам пока не светит, – грустно вспоминаю о страшном силиконовом пессарии, который теперь всегда со мной. И в горе, и в радости. – Пожалуйста!
– Ладно… – рычит.
Отключается.
Постукивая пальцами по подоконнику, жду, а потом счастливо улыбаюсь, разглядывая довольные кошачьи морды. Приближаю изображение, насколько это возможно, и соединяю пальцы, чтобы отдалить.
А потом… Внимание привлекает ночная сорочка, небрежно брошенная на кровать. Непонимающе смотрю сначала на нее, затем, опустив подбородок, на ту, что сейчас виднеется из-под халата.
По спине пробегает холодок, глухо стреляет в затылок.
Звонок. Прикладываю телефон к уху.
– Посмотрела? – тихо спрашивает Антон.
– Да. Меня еще врач попросил результаты самого первого УЗИ, – говорю не своим голосом, рукой разминая горло. – Можешь в комоде, в верхнем ящике, найти?
– Давай завтра… Ладно?
– Сегодня надо, Антош. Я вспомнила.
И снова странная тишина, природу которой я понимаю только сейчас.
– Фюрер… – предостерегающе произносит.
– Ты не дома, да? – пораженно спрашиваю.
– Есь…
– Не дома…
– Я просто не хотел тебя расстраивать. Погоди…
– Не дома! – выпаливаю на эмоциях и кидаю трубку.
Глава 45. Есения
– Не будь сукой, Еся! Знай, что общество одиноких милф тебя презирает. Так нельзя!.. – нудит в трубку Ленка.
Бесит.
Убираю книгу на тумбочку и опускаю ноги на пол.
– Как так? – злюсь.
– Ты ведь знаешь, что игнорирование – это такая скрытая манипуляция?
– Ты говоришь со мной как педагог с начальным образованием в сфере детской психологии. А я звонила, чтобы пожаловаться лучшей подруге на своего парня, который меня обманывает, – ворчу.
– Ах, подруге? Так вот, как твоя лучшая подруга, я тебе сообщаю: