Глава 43
Я вернусь
Эпоха Красного Солнца. Год 291. Сезон великого холода
Лед сковывает живительные потоки. День последний
Ром-Белиат. Красная цитадель
*киноварью*
Перед самым уходом Яниэр улучил возможность еще раз ненадолго заглянуть в адитум.
Несмотря на торопливые сборы и приготовления к спешному, безотлагательному бегству, неизменно предупредительный Первый ученик нашел время отломить и принести ему только-только расцветшую ветвь зимней вишни. Красный Феникс не ожидал, что в царящей повсюду суматохе он еще раз увидит своего любимца. Но Яниэр пришел — и в последний раз поклонился, в последний раз почтительно назвал его Учителем… после чего они расстались, близкие как никогда. Расстались навеки — и каждый из них знал об этом.
Элирий покачал головой: по своему обыкновению, Первый ученик был очень собран и сдержан, стараясь, как и всегда, развеять его тревоги мягким взглядом и улыбкой, но Красный Феникс не обманывался насчет истинного настроения ученика. Он прекрасно понимал, что творится в душе у Яниэра, — и это было созвучно тому, что творилось в его собственной душе. Конечно, никто из них двоих не подал виду, не потерял лица и не утратил безупречного, полного достоинства спокойствия.
Так было легче. Сам Красный Феникс всю жизнь стойко следовал тому же принципу, который с детства прививал Первому ученику: проще и безопаснее надеть непроницаемую маску холодного спокойствия, чем открыть кому-то сердце и тем самым позволить разбить его.
Какая же нелегкая судьба ждет теперь его драгоценного Яниэра, его безукоризненный северный цветок белой магнолии… Элирий вздохнул. Он слишком привязался к Первому ученику — такому гордому, такому… хрупкому. Такому неприспособленному для грязи и крови мира. Отчасти Элирий сам был повинен в этом: своими решениями, своими мировоззрением и жизненным опытом… и тем воспитанием, что он дал маленькому выходцу из Ангу. Ничего не поделать: мы всегда невольно жестоки с теми, кого учим.
В этот страшный час он не мог расстаться с Яниэром без горестных сожалений… но расстаться все же пришлось.
Однако какой же великолепный, изысканный и многозначительный дар: словно лунным светом, ранние цветы вишни были чуть покрыты инеем. Они были слишком нежны и хрупки, эти цветы, слишком беззащитны пред грозами земного мира… но как же были они прекрасны! Смотреть на них сейчас и видеть мимолетную, готовую бесследно исчезнуть красоту неожиданно оказалось для Элирия слишком больно, почти невыносимо.
Конечно, за свою долгую жизнь, начавшуюся на исчезнувшем ныне Лианоре, далеко не в первый раз любовался он раскрывающимися навстречу новой весне доверчивыми бутонами. Но сегодня был особый случай… сегодня сердце его останется здесь, навсегда останется среди безмятежных вишен.
Отвернувшись от прощального дара Первого ученика, Элирий медленно подошел к окну, чтобы бросить еще один взгляд на город. Солнце садилось, заливая небосклон величественным густым багрянцем, окрашивая мир цветом крови. Горы на горизонте темнели и поднимались все выше. Там, на улицах заветного Ром-Белиата, должно быть, сейчас царят неразбериха и гвалт… идет подготовка к грядущему решающему штурму, ожесточенному кровопролитному штурму… а здесь, на острове Красной цитадели, умиротворенную закатную тишину нарушают лишь редкие голоса морских птиц. Пышные заросли цветущего тамарикса алой волной разливаются по побережью, последние лучи вечерней зари дивно освещают неподвижную водную гладь залива… Как же прекрасен мир…
С пронзительным чувством Красный Феникс вдруг совершенно отчетливо осознал: это его последний закат — и закат Ром-Белиата. Это конец.
Мог ли представить он, что в благословенной богами земле, где текли молоко и мед, где яблоки цвета золота падали с яшмово-зеленых ветвей, однажды произойдет такая трагедия? Мог ли представить, что, из пепла и крови возродив цивилизацию Совершенных, построив на пустом берегу свой город надежды, он вновь потеряет все — и вновь лишится дома?
Но пути высших небожителей неисповедимы, а потому все сложилось так, как сложилось.
На уничтожение первой группы захватчиков, высадившихся на острове, и длительное поддержание священного красного огня верховный жрец храма Закатного Солнца истратил всю духовную энергию и теперь, пока лотосная кровь вновь не набрала цвет, некоторое время был свободен. Переполнявшая, распиравшая его изнутри сила исчезла. Всю свою жизнь, как мог, Элирий старался избегнуть этого критического состояния, старался не допустить полного истощения исполненной благословения крови, но теперь, для того чтобы осуществить задуманное, пришедшее на ум после откровенного разговора с Яниэром, ему требовалось прямо противоположное.
Нет, Элирий никак не мог пойти на то, что предложил проницательный Первый ученик: запечатать силу крови и бежать вместе со всеми, словно обычный человек. Это был изобретательный и вполне осуществимый выход, но… постыдное бегство из собственного храма и вечная игра в прятки с разъяренной неповиновением владычицей Ишерхэ? Для великого Красного Феникса такое существование стало бы полужизнью. Он был рожден для иного.
Впрочем, то, что он собирался совершить, также будет совершено с тяжелым сердцем. Наверное, никто не смеет и вообразить, что его светлость мессир Элирий Лестер Лар способен на такое. Ведь он — легендарный Красный Феникс Лианора, наместник небожителей на земле, светоч народа Совершенных и последний наследник Утонувшего острова… Он не может, не имеет морального права оставить свой народ без пастыря. Добровольно принятый груз ответственности давил на его плечи столько долгих лет, и он сам не верил, что осмелится сбросить его.
А еще… еще он очень любил жизнь. Любил несмотря ни на что, несмотря на все горести и потери, невзирая на испытания, которые с избытком выпали на его долю и которые он преодолевал, как мог. Да, всею душою своей Красный Феникс любил жить и не хотел умирать. Но — должен был. Все зашло слишком далеко. Для своего народа, увы, он сделался не светочем, не пастырем и избавлением, а смертельной, неотвратимой опасностью.
Он стал маяком, который приведет к ним смерть.
— Я разжег огонь, но упустил власть над ним, — с горечью проговорил его светлость мессир Элирий Лестер Лар, продолжая наблюдать, как край закатного светила опускается все глубже за горизонт, оставляя мир во тьме и безысходности. — Печаль моя глубока как море, бесконечна как небо.
К сожалению, это было правдой: в какой-то момент он потерял контроль над тем, что происходит на Материке, потерял контроль над самим собой и своей кровью. Оставаясь рядом со своим народом, он лишь навлечет на него гнев Триумфатора и нынешнего Великого Иерофанта… новые ужасные беды и преследования ждут их всех, если он будет жив.
Сейчас об этом мало кто помнил, но от рождения все