– Не уходи, Иголочка, постой. Я найду помощь, – проговорил, скрывая панику, Ян и, приложив вытянутую ладонь к виску, заговорил: – АИН, вызывает Двуликий, объект хор-лэтэ ста-гэ 103. Бригаду медиков сюда. Быстро.
Мутнело. Я испугалась, что Ян уйдет, и мы не успеем попрощаться. Только боль была настолько адской, что я заорала, как только агония нагнала мой мозг и перепрыгнула шоковое состояние. Явственно ощущалось, как внутри сердца что-то ледяное и острое; бог гладил меня, придерживал за спину, пытался усадить так, чтобы мне не было фигово, но мне было ужасно! Я умирала. Боже. Боже. Я умирала…
– Подавись, Янус! – ликовал Бо. – Ты одинок! Лишен всего! Мой хозяин больше не будет грустить! И твоя Хор-ла подыхает! Они любили тебя – а теперь ты совсем от меня не отличаешься!
Коснувшись ослабевшей рукой щеки Яна, я увидела то, что показалось мне галлюцинацией: правый глаз был светло-серо-голубой, наследие главы Школы Порядка, а левый – концентрированно синий, дар настоятельницы Храма Хаоса. Гетерохромия. То есть, это было…
Мир затрясся. Бог опустил меня бережно и закрыл собой. Вибрация, которую я ощущала всем лихорадочным телом, распространялась такая, что землетрясение Судного дня по сравнению с этим походило на колыбельку.
– Немыслимо… Ты пересекаешь терминус! – воскликнул Хранитель, по-сектантски воздев глаза к мнимому небу. – Антидемиург! Антидемиург! Я унизил врага Создателя своего!
– Ян… – крикнула я, но была лишена голоса. – Любимый… Не…
Сложившись, исказивши позу, точно сын гаргулий, мой бог засмеялся и заплакал одновременно – это звучало как две звуковые дорожки, наложенные друг на друга. Смех и плач резонировали в пространстве. Я закрыла кровавыми руками уши, свернувшись калачиком от страха за Яна.
– Антидемиург пробудился! Антидемиург пробудился, Папа, – скандировал Бо. Он свалился на колени и раскинул руки. – Ну же, докажи, что ты кровожадный монстр. Покажи мне того Януса, что бросил лучшего друга во временной петле! Того ученика, который предал наставника! Мое лицо, – Консьерж провел пальцами по щеке, – гвоздь в крышку твоего гроба, сволочь.
Доходило до пика. Стал неразличим и неотделим глас Януса Двуликого – стянулся в единый гул, страшный до одури, потому что антидемиург плакал по возлюбленной. Ян щелкнул пальцами, и Нулевого консьержа располовинило. Окружение погрузилось в ультрафиолетовое поле. Густо, жутко, больно.
И тут разъехалось пространство. Из светового кармана вылез какой-то мужик в плаще и, схватив Яна за лицо, повалил на землю:
– Отдохни-ка, – услышала я голос… Джа-и. – А ты…
У меня все плыло перед глазами. Под наклоном я видела, как иномирец одной рукой вырубил антидемиурга, перешедшего в разрушительную фазу, и со скоростью молнии переместился к тому, что осталось от Нулевого консьержа.
– Отец… – Нижняя челюсть Консьержа задрожала и съехала набок. – Я согр-р… решил пр-ротив н-н-е… бес… недостоин… сыном…
– Ножики – детям не игрушка. – Джа-и подобрал джинсы на коленях и опустился перед изломанной куклой. – Я же предупреждал не лезть к Янусу, Бо. Предупреждал, да? Да… Но ты сбежал с летучки, – ментор говорил елейным тоном, как с непослушным подростком. – Кажись, твоя песенка спета, светоносный дружочек.
Джа-и поскреб щетину, достал из внутреннего кармана металлическую флягу, отвинтил крышку нетвердой рукой и жадно отхлебнул из горлышка. Он больше не напоминал мне того бедолагу, слезно просившего Януса принять метки мастера. Джа-и очерствел и походил на собственную тень: жизнь ломает и не таких.
Я усилием воли заставила себя посмотреть на Бо: Консьержу было не менее паршиво, чем мне. Сквозь волосы, превратившие лицо в морду лесного чудища, белел обезумевший глаз. Джа-и переступил Хранителя как груду хлама и взял курс на меня. Я предприняла вялую попытку пошевелиться, но из-за потери крови не сдвинулась ни на сантиметр, а боль испытала такую, будто сам Зевс всадил мне молнию в сердце.
– О-атец! – Нулевой консьерж пополз за Джа-и на локтях, путаясь в лохмотьях одежды и волосах, спотыкаясь, стуча зубами, моля простить его и вернуть в строй. Громыхал кукольными запчастями.
Мне было жутко смотреть на это, но я не могла оторвать взгляд. Как жестоко.
– А-ытец… О-освоб… о-о-о…
– Спи спокойно, – Джа-и, не шевельнув пальцем и не обернувшись, оборвал резинки кукольных суставов.
Вжух. Хрясь. Руки, голова, шарниры развалились и покатились в разные стороны, звеня внутренней пустотой. Фрагменты туловища испарились, стоило мне моргнуть, и от «Чернобога» осталось одно воспоминание. И, конечно, нож под лопаткой. Забавно до чертиков: Иголка сломана – Кощей мертв.
Джа-и приподнял меня за поясницу; я вскрикнула и замычала, кусая губы до крови.
– Чш-ш, тихо-тихо, – прошелестел над ухом наставник, фиксируя мое тело, – что за манера у молодых – орать как резаные?..
«Уж извини, буду подыхать тише!» – Меня хватило только на укоризненный взгляд.
Внутренности скрутило, и по венам растекся адреналин. Я издала агонизирующий вопль, корчась в попытке найти позу, в которой боль ослабит тиски. Заколотила ногами, скользя подошвами по луже крови. Много натекло.
– Возьми себя в руки. Дай подлатаю… – Ладонь в обрезанной перчатке зависла над ранением. В спине словно загорелась лампочка, вспыхнула, обжигая, и взорвалась горячим стеклом. – Кранты тебе, девка, – Джа-и накатил, стер влагу с губ и выдохнул парами в мое лицо. – Даже я не в силах переиграть свое оружие. Н-да, – развел он руками, – тебе сейчас, кажись, до фонаря на сей сюжетный поворот, но я… как бы так выразиться помягче… Архитектор Земли.
«И почему я не удивлена, что наш гротескный мир спроектирован пьяницей?»
– Ну, будь здорова. Упс. За упокой. А, начхать. – Он высосал остатки из фляги, вытряхнул на язык капли и с тоской заглянул в горлышко.
Я вяло хмыкнула. Не умираю я. Исцеление же сработало, верно? Стало легче. Прохладная волна смыла остатки боли. Дыхание выровнялось, только что-то по-прежнему мешало вдохнуть полной грудью.
Волна эйфории подернулась страхом за напарника:
– Ян… – Кровяная сетка, затянувшая глаз, мешала обзору. – Что с Яном?
– Живехонек! Вон, полюбуйся на своего деятеля, – Джа-и повернул мою голову набок. – На корм кайдзю бы его, прощелыгу, пустить за выкрутасы на моем объекте…
Я не слушала брюзжащего наставника, а только смотрела на Яна, что лежал без движения на краю выцветшей плитки. Соскребла остатки сил и влила их в голос:
– Джа-и, отнеси меня к нему.
Повеяло скисшей брагой – ментор склонился надо мной, и я воспарила над Пролетом, мешаниной из кафельных плит с солнечными бликами, процеженными через кривые решетки оконцев; над зигзагами заплеванных лестниц, над граффити на иномирных языках, над Землей. Джа-и нес меня на руках, и в облаке его спиртовых паров я подумала о макете мамы. Будь