— Еды у нас нет, — заявил мне башар, — Творец сегодня не дал нам еды, чтобы раздать нищим. Мы — бедный городок. Но могу разрешить тебе набрать воды в колодце и переночевать. Дам даже матрац, набитый сеном.
Мне очень хотелось есть, но я был благодарен даже за воду и ночлег. Я валился с ног от усталости, и спать хотел сейчас даже больше, чем есть.
Матрац, очень рваный и грязный, мне положили в каменной пристройке к зилману, в маленькой комнатушке, где хранились какие-то ведра и посуда.
Тут я и уснул… И во сне снова увидел смерть моей семьи и крылатую золотую деву. И еще что-то новое, то, что я начал видеть еще в Дафаре, а потом видел каждую ночь, пока шёл в Джамалию с караваном. Что-то очень страшное и злое, то, что казалось мне белками глаз, глядевшими на меня из сердца самой тьмы и ночи.
Но в этот раз, во время моего сна в зилмане, всё было иначе. Теперь я увидел не только белки глаз, теперь сквозь кровавую бойню моих снов проступила фигура — высокая и черная. Фигура росла, поглощала все остальное, так что звуки и краски бойни притихли и смазались, а потом осталась одна единственная черная фигура, заполнившая весь мир.
Она нависала и возвышалась надо мной — маленьким перепуганным восьмилетним мальчиком, каким я всегда и был в моих снах.
Я теперь мог уже разглядеть, что это силуэт мужчины в чалме, и все, кроме глаз, у него было черным, как ночной мрак, белели лишь глаза на его лице…
— Уходи! — закричал я ему во сне.
Но фигура молчала, он не уходил.
На его лице стали проступать черты — появились старческие морщины, рот, нос, а в белках глаз — черные зрачки. Потом детали проявились и на его одежде. Он перестал быть черным, я теперь видел, что кандура у него белая, как и чалма, как и длинная борода, доходившая до груди…
Я вдруг узнал его. Это же тот глухонемой старик на осле, которого я спас!
Старик смотрел на меня и почему-то улыбался. Он теперь не был страшным, но я почему-то его боялся, также, как и золотую крылатую деву.
Я в ужасе проснулся, открыл глаза, но увидел, что старик никуда не исчез — он и в реальности стоял рядом со мной, прямо в том чуланчике, где меня положили спать.
Я закричал и проснулся еще раз…
И снова увидел чуланчик, ведра, пауков под потолком, тусклый свет масляной лампы из коридора, того же старика, нависшего надо мной.
Я закричал, и проснулся в третий раз. Сны во сне… Я пытался вырваться из колодца снов, но никак не выходило.
В очередной раз проснувшись, я вскочил на ноги, слабым голосом потребовал у старика:
— Уходи! Я хочу проснуться…
— Ты уже проснулся, — по-отечески добро произнес старик, — Ты проснулся, Ила. Впервые в жизни.
Старик говорил, он не был глухонемым. И я узнал его голос. Тот самый голос, что я слышал в Дафаре, когда задремал у чужого храма, когда я хотел принять веру в Литах…
И я посмотрел на свои руки, пересчитал пальцы (это можно правильно сделать только наяву), и так убедился, что старик прав — я больше не сплю.
Это была явь, реальность. Старик был здесь, в этом чуланчике.
— Кто ты? Творец? — в страхе спросил я.
Глава 9: Про ночь откровения в Джамалии
Старик склонил голову, погладил бороду.
— Нет, Ила. Я не Творец. Лишь его верный раб. Меня зовут Шейх Эдварра ибн Юсуф аль-Маарифа аль-Хальмун Сновидец Ветхий днями.
— Шейх? Вы — шейх?
В этот момент я забыл про всё — про то, что я голоден, не выспался, бездомен и никому не нужен в этом злом мире. Передо мной стоял настоящий шейх! Если он, конечно, не врёт…
Я вдруг засомневался.
— Если вы шейх — почему же вы позволили западным варварам издеваться над вами? Тыкать мечом в вашего осла, копаться в ваших мешках… Я читал про шейхов, шейхи — это лидеры шаэлей, искуснейшие мистики! Вы могли сжечь этих варваров огнем из ваших глаз!
Я спохватился и испугался, что старик посмеется над моими словами. Но шейх ответил на это серьезно:
— Я мог бы уничтожить этих неверных одним взглядом, Ила. Но я не сделал этого. Потому что рядом был ты. И я хотел посмотреть на тебя, хотел узнать, как ты себя поведешь. Хватит ли у тебя храбрости заступиться за старика? Не трус ли ты?
Я молчал, затаив дыхание. Был самый темный час ночи, вокруг стояла тишина, будто весь мир разом оглох, потом где-то далеко-далеко на караванной стоянке взрыкнул верблюд.
— И ты показал себя, Ила, — спокойно продолжил шейх, — Ты не трус. Ты мог бы стать шаэлем. Если хочешь.
Я хотел этого больше всего на свете. Но я все еще мучительно сомневался. Такого же просто не бывает — чтобы шейх пришел сам лично и пригласил бы стать шаэлем никому не нужного мальчика вроде меня.
Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Такое бывает только в сказках. Возможно это какой-то обман, мошенничество, черное колдовство? Возможно я еще сплю…
— Ну я же сказал. Ты проснулся, Ила. Это — явь, — произнес шейх.
Старик, кажется, читал мои мысли.
Я нервно сглотнул, голос у меня дрогнул:
— Мой учитель Нагуд Лекарь говорил…
Шейх поднял руку в предостерегающем жесте.
— Пойми вот что, Ила. Твой учитель Нагуд — большой грешник. Скопец, обманщик и материалист, не верующий в Творца. Пьяница, трус и лицемер, хотевший лишить тебя жизни. Что он может знать о шаэлях, о шейхах, о высших тайнах Вселенной? Воистину, Творец скрывает истину от грешников, как писано в святой Преждесотворенной — «я наслал пелену на глаза неверных, я сделал их слепцами».
Я кивнул. Точнее про Нагуда Лекаря и не скажешь.
— А откуда вы знаете Нагуда Лекаря, шейх?
— Я не знаком с Нагудом, но знаю о нём из твоих снов, Ила. Я уже давно смотрю твои сны вместе с тобой. Таков мой дар — проникать в сны людей и видеть потаенное.
— Я видел вас во сне десять дней тому назад, и потом — каждую ночь…
— Верно, — подтвердил старец, — Потому что именно тогда я решил явиться тебе. Десять дней назад ты стал взрослым. И теперь — я готов