Лин протянула мне листок с адресами фотографов, которых я должна была обойти за сегодня (их было по меньшей мере двадцать).
— Все понятно написано? — вежливо спросила Лин. Из-за своей застенчивости и нежелания показаться идиотом, я старалась не переспрашивать. Утвердительно кивнув головой, я бросилась в лавину мондриановских улиц. За отсутствием денег, я не ездила на автобусе или в метро, а просто бегала из одного конца Манхеттена в другой. Мне то назначали съемку, то нет. Я нравилась или не нравилась. Бели в начале дня мой вид был уверенный и самовлюбленный, то к концу, я думаю, он был усталый и испуганный. Я путала имена, я не понимала быстрой нью-йоркской речи и чувствовала себя младенцем, которого швырнули в море и приказали не только плыть, но и добыть по ходу дела пару жемчужин.
В один из таких дней, вернувшись домой, я бросилась в горячий аквариум, который также называется ванной. Только вода никогда не отказывает в помощи, она успокаивает или приободряет, — это уже зависит от того, что вы у нее попросите, в любом случае, это скорая помощь.
Поднявшись к себе в комнату, я увидела красивого юношу, который с озабоченным видом рассматривал ее и с явной злобой поглядывал на мои вещи.
— Хай! — сказала я.
Его «хай» почти не прозвучало.
— Я — Елена…
— Очень приятно, очень приятно, — зашипел он, и сразу же четыре змеи подняли свои холодные головы и поползли в мою сторону.
— Что ты здесь делаешь? — одна из змей была уже совсем близко.
— Я? Я здесь живу. Золи на время пригласил меня пожить, — неуверенно тянула я.
— Золи всегда отдает мою комнату кому-нибудь, пока меня нет, — заорал юноша. — Я работаю, приезжаю усталый и нахожу свою комнату занятой, приятно, да?!
— Я здесь ни при чем. Золи пригласил меня сам, и я комнату не выбирала.
Как ни странно, аргумент подействовал.
— Я его бой-френд, — устало проговорил он. — Меня зовут Лаген. — Он протянул мне руку, и что-то вроде улыбки промелькнуло на его лице. — Извини, я психанул, ты здесь и правда ни при чем, но все же, это хамство — всегда отдавать мою комнату.
«Бедняга Лаген, — подумала я, — то ли ты скажешь, когда узнаешь, что не только твоя комната занята, но и комната Золи. Занят его прик и его ас [33], заняты почти все ночи. У него — новый душераздирающий роман, и кто из вас двоих останется победителем, — неизвестно. Его новый любовник, фотограф, выглядит крепким парнем, хотя и не так красив, как ты…»
Известно, что в Нью-Йорке моден гомосексуализм. Если раньше говорили об этом шепотом, как о привилегии избранных утонченных эстетов (матросы были не в счет), которые ходили под крыльями Оскара Уайльда и Верлена, то теперь каждый шофер грузовика одевается в кожу и ходит в гей-клаб [34] и дискотеку. Половина из них с удовольствием спит с женщинами. Это называется двойная сексуальность. Простая гомосексуальность к пятидесяти годам имеет большое седалище и крашеные рыжие волосы.
Комнатный вопрос уладился просто. Лаген поселился в комнате Пат. Лаген победил, фотографу в слезах было отказано в доме. Пат переехала ко мне. Не могу сказать, чтобы мне это очень понравилось. С ее приходом в комнате возник беспорядок. Невероятное количество платьев, туфель и косметики въезжало в мою комнату. Пат, как всегда, сияла, мне же было совершенно невесело, и я отправилась к своему другу, чтобы выкурить джойнт и поделиться своими неприятностями.
Я вернулась домой около двух часов ночи. Дверь нашего особняка, как всегда, была приоткрытой, горел свет. Неизвестно, по какой причине, но Золи считал, что воры в этот дом никогда не придут. Они пришли. Но позже.
В моей комнате, или — если вам угодно, уже — в нашей, горел свет. Пат живописно раскинулась на кровати. Душистые волосы распущены. В руках у нее были тетрадь и ручка, и что-то неторопливо записывалось «для истории». На лампу она набросила красный платок, сексуальное тепло мурлыкало об уюте.
Я поздоровалась и пошла в ванную, где полоскалась около часа. В душе я надеялась, что она не выдержит и заснет. Однако, вернувшись, я застала Пат за тем же занятием. Я сняла халат и в одних трусиках, которые решительно надела на себя после ванной, хотя это было совершенно ни к чему, ушла в одеяло.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — ответила Пат, хитро улыбаясь.
Я рассматривала ее, нисколько не стесняясь, и видела по ее лицу, что это доставляет ей удовольствие. Без грима она была так же хороша, или еще лучше. Чистая и прохладная, почти невинная, она напоминала мне какую-то лесную историю из жизни нимфотелых.
— Что ты пишешь? — По-видимому, она давно ждала этого вопроса, поэтому ответ прозвучал слишком поспешно:
— Дневник. Я его давно начала. В данную минуту я пишу о тебе.
— Ты думаешь, тебе достаточно для этого света? Я не думаю, что при таком свете можно что-либо написать или прочитать.
Злодейская кошка посмотрела на меня томным призывающим взглядом и, вздохнув, спросила:
— А ты всегда спишь в трусиках?
С молниеносной быстротой я сняла с себя кружевной лоскут и прыгнула к ней в постель. Ее длинное худое смуглое тело было великолепно. Она целовала мои губы, и поцелуй ее был одновременно холоден и горяч. Щекой она терлась о мои руки, грудь и ноги.
— Как ты прекрасна! Твоя кожа — как мех, как шелк. Ты — маленький белокурый бог, ты идеальна, — шептала она.
— Пат, я влюбилась в тебя с того момента, как только увидела впервые.
— Правда?
— Правда, конечно, правда. Ты — совершенство.
— Да, да, мы обе очень красивы, очень. Посмотри, посмотри, — и она далеко отбросила простыню…
Проснувшись, я ее не застала, она уже ушла. Было полдесятого утра. Черт с ними, с деловыми встречами, работа подождет до завтра. Мне было легко и весело. Целый день я не ходила, а летала. Днем встретила Сашку, и мы пошли выпить кофе.
— Ленок, ты сегодня какая-то торжественная, влюбилась что ли?
— Влюбилась.
— В кого?
— Поклянись, что никому не скажешь.
— Клянусь.
— В Пат Ивленд.
— Ну-ну, — он смотрел на меня насмешливо и скептически, — что, серьезно влюбилась?
— Отстань.
— Ну ладно, позвони, расскажешь, как развиваются события.
— Ничего я тебе рассказывать не буду. Пока.
— Ну, пока.
— О чем ты думаешь? Ты все время молчишь, — спрашивает Пат.
— О тебе.
— А что?
— Что ты ужасно красива.
Пат жмурится и скалит зубы.
— Ты тоже, — говорит она в ответ мне. — Скажи, то, что случилось,