Костя наконец всё подобрал, отряхнулся. И они покатили коляски дальше.
– Ну же, я вас слушаю, – дружелюбно толкнул плечом педиатр потрясённого младшего товарища после долгого молчания.
– Грустно, доктор, все – сволочи.
– Не все, я – не сволочь, я на своём фронте держу оборону, а вы держите на своём, раз я, как вы говорите, вам знамя передал.
– Я так не говорил.
– Я говорю! Только глупостей не делайте! Не пейте хотя бы. Здоровенный красавец, почти с меня ростом, мозги есть, талантливый физик, баритон бархатный, а какой-то вдруг ерундой занялся. Страх потерял. Бог правильно вас наказал. Расслабились, разнюнились, как мы во время перестройки, нашёл кому – Лупанову доверился…
Разговор прервал дождик, мелкий, занудный, пришлось надевать на коляски полиэтиленовые «плащи», и доктор сменил тему:
– Люблю такую осень, дождь, октябрь уж наступил, листья трепещут, срываются, как-то легче дышится, прозрачней… Весна, лето очень отвлекают, будоражат, а осенью хорошо. Я сейчас Пушкина перечитываю… Очень рекомендую.
– Скажите, Борис Аркадьевич, – вступил, кажется, несколько успокоившийся и задумавшийся о чём-то не имеющем отношения к Лупанову и Серёжкину Костя, – как у вас это получилось, самая красивая женщина Москвы – я не шучу – и вдруг ваша жена? И это ещё не весь вопрос. Вам под шестьдесят, ей под пятьдесят, и у вас чудесный ребёнок?
– Мне пятьдесят четыре, сейчас уже никто мне больше пятидесяти не даёт, ей… намного меньше, и выглядит она моложе своих лет, потому что во всей этой грязи умудрилась чистой остаться. Жила как монахиня в миру, Баулин-то её, как я и предчувствовал, особо не беспокоил, Пол Скоффилд наш. А ребёнок – это обычное дело для любящих людей, любимое произведение.
– Она вас любит? – недоверчиво спросил радиоведущий.
– Как кошка… Шучу. Главное, что я её люблю.
– А что же она тогда в вашей Болгарии-то так тупо по комсомольской линии выступила, привлечь вас хотела?
Педиатр недоуменно дёрнул плечами и ответил:
– Я действительно тогда повёл себя недостойно члена ВЛКСМ. Она абсолютно права… Дура была.
– А сейчас?
– Ещё большая. С таким хмырём, как я, жить – это что-то… Вот что удивительно, для женитьбы на Аре ведь надо было развестись с Валей, и Валя мне долго не давала развода. Парадокс. Говорила, что я ей нужен, что Лере нужен отец. Что любит меня, чего не говорила никогда. Почему? Потому только, что я бросил пить и вернулся в большой секс и науку? И поэтому тоже. Надо быть мужчиной, и тогда женщины к вам потянутся. И ничего не страшно, и всё, даже самое мерзкое, пойдёт вам на пользу. Любая грязь, на которую способны ваши радио- и прочие маньяки, будет лечебной.
– Какой же вы, Борис Аркадьевич, оппортунист.
– Да, пересмотрел многие позиции, в моём возрасте глупо революционером быть. Когда мы зарегистрировали наши отношения с Арой, успели до рождения вот этого субъекта, в газетах сообщили, что известная артистка Зырянова, меньше года носившая траур по покойному великому Андрею Баулину, вышла замуж за главного протезиста Москвы, родного дядю известного олигарха, ну и так далее. Подонки с телевидения дежурили у нашего подъезда, чтобы снять беременную Ару и меня в каком-нибудь жалком виде. Груню поймали с внуком, но она им такого наговорила про правящую клику, что, слава Богу, в эфир её не пустили… Неужели вы не видели «Пусть говорят»?.. На первый взгляд всё это абсолютная мерзость, но об Аре вспомнили!
Все увидели, какая она красавица, в какой отличной форме. Правда, грязью стали поливать Баулина, и было за что, несчастный грешный человек, но мы не доставили им этой радости, прекратили поношение… Великий актёр, нельзя его судить по обычным человеческим меркам, я только сейчас это понял, когда пожил с актрисой… Да, после передачи Ара получила роль у хорошего режиссёра в отличном сценарии, и это после десятилетнего перерыва, она расцвела во всех смыслах, я ей очень помогаю, во всём. И мне помогла эта антиреклама, я сейчас нарасхват, так что ваша жёлтая пресса не только вред наносит.
Педиатр вдруг понизил голос:
– Только вам, Костя. Ведь я живу фактически на две семьи. – Борис Аркадьевич понизил голос. – Даже на три. Не только Валя с Лерой, которых я не бросаю, но и Рената объявилась – муж у неё помер. На три… И всех я их люблю, – шёпотом продолжал педиатр, – я всем им должен, обязан. Я со всеми из них должен быть. Я за них отвечаю. Это, честно говоря, круче, чем революцию делать. Вы не представляете, как актрисы капризны бывают. У них всегда творческий токсикоз, они всегда беременны, даже когда нет ролей…
Как хорошо было два года назад, когда я никому и ничего не был должен…
Костя, нас преследует советский инфантилизм, мы думаем, что кто-то, коллектив, советская власть, партия и правительство, добрый генсек за нас заступится, мы всё хотим жить по главному принципу советской интеллигенции: «Я счастливый человек, потому что занимаюсь любимым делом, а мне за это ещё и деньги платят». Сейчас так не получается, сейчас за «счастливого человека» надо вести бой.
– Борис Аркадьевич, родной, мне тридцать два года, Эварист Галуа, Лермонтов, Есенин уже умерли, скоро Пушкина с Маяковским убьют, а я – никто, нигде. Науку придушили. Благодаря Кондрату Эдуардовичу я нашёл эту золотую радиожилу и стал, как он говорил, мегазвездой. Звездой на самом отвязном и честном радио России. А теперь от меня все отшатываются, как будто я в самом деле маньяк. Не потому что Лупанов мне мстит, а потому что репутация радиоканала «МанияК» уж очень стрёмная, потому что там работали люди, которые могли вдруг ляпнуть правду, и это была и есть заслуга Лупанова…
– Ну вот, видите, не всё так однозначно. А почему такое странное название для радиостанции? «Маньяк»? Ведь есть же «Маяк»…
– Нужен был ребрендинг радиоканала, мы стали искать название, хлёсткое, запоминающееся, эпатажное, долго думали, перебрали множество вариантов, и я сказал, прости Господи, подольстившись, впрочем, я тогда и на самом деле так думал: «У вас, Кондрат Эдуардович, мания, вы во всём хотите дойти до самой сути…» Он завизжал и стал стучать себя кулаками по грудной клетке, как бабуин, наконец дотрахавший весь свой прайд: «Всё, название есть. «МанияК». И слоган: «Мания Кондрата – маниакально в суть»… Вообще как ведущий он и вправду бывает замечательным, парадоксальным, остроумным, я такого