Недавно он написал свой первый код. Причем, очень нестандартный, я отправил Сказочнику, тот коротко написал, что мой сын явно умнее меня. Уже сейчас.
И эта сдержанная похвальба — прямо зе бест от такого придурка аутичного, как наш с братом компаньон.
А еще мне показалось, что Сказочник чуток завидует. У него девчонка. И нравом вся в мамашу. А, значит, никаких кодов, сплошные тряпки, бусики-хуюсики и нервоебка. Никакого понимания ситуации.
Бессмысленное существо совершенно. Но миленькое, как мелкий котеночек, пушистый и царапучий.
Я иногда смотрю, как Данка болтает по видеосвязи со своей подружкой, смотрит на ее девчонку, и думаю, как хорошо, что у нас парни. Это же… Блин, это как себя маленького видеть. Точную копию. И точную копию брата.
Я, конечно, на два года младше Артема, и не помню особо его в возрасте Тимки, но у мамы сохранились наши фотки…
Она бы порадовалась внукам…
Она могла бы быть жива сейчас, с нами в одном доме жить…
Смаргиваю чуть-чуть наплывшую красноту, смотрю на своего сына, мирно спящего в своей кроватке.
Темноволосый, маленькие кулачки сжаты.
Аккуратно накрываю теплые пальчики своими, глажу. Настолько осторожно, словно хрупкая, сделанная из тончайшей рисовой бумаги, самая прекрасная в мире вещь под моими пальцами.
Страшно сделать больно.
Страшно, потому что могу.
Но никогда в жизни не сделаю. И никому не позволю. Мой сын унаследовал не только мои мозги, но и мою упертость, мой расчетливый, холодный нрав.
Папаша, тварь, пытался обуздать меня, ломая и заставляя верить, что меня не любят. Что я — дебил.
И получил чудовище.
Мой сын будет лучшей версией меня. Потому что он уже с первых дней жизни знает, что его любят. Все. Мама, папа, дядя. Младший брат потом.
Чудовища одиноки. Они появляются, когда жизнь их становится адом.
И они разрушают эту реальность, чтоб создать ту, что им комфортна.
Мой сын будет расти в любви. И всегда будет знать, что у него есть мы. И что он есть у нас.
А это — уже так много! Гораздо больше, чем было у нас с Артемом.
Наклоняюсь, прижимаюсь губами к теплой щеке, встаю и выхожу из спальни сына.
Сталкиваюсь с братом.
Он прикладывает палец к губам, аккуратно прикрывает дверь в комнату Тимки.
— Дана там, — коротко говорит он, кивая на закрытую дверь.
Хмурюсь.
Опять Тимофей плохо засыпал?
Маленький еще, на год младше Андрея, чутко очень спит и просыпается, когда Дана заходит в комнату. Последнее время все реже просыпается, конечно, но случается.
— Спят вместе, — продолжает брат, и лицо его становится непривычно нежным. — Как котята, прикинь? Обнялись и спят…
— Сто процентов, Андрей ночью к ним переберется, — говорю я, и Артем кивает.
Мелкие часто ходят друг к другу, любят спать, обнявшись.
Взглядом показываю на широченные кресла в мягкой зоне неподалеку от детских.
— Щас, — шепчет Артем, — только выпить прихвачу. Чего-то на нервяке был.
Соглашаюсь.
Я тоже на нервяке.
Но ничего. Теперь все разрулилось.
Последнее наше дело такое, чтоб вдали от дома, да так надолго. Невыносимо было в этот раз.
Хоть и созванивались постоянно, но все равно не то.
Мы с братом садимся в кресла, разливаем темный виски, пьем, переглядываясь и без слов, как обычно, понимая друг друга.
И не сразу, но после третьего глотка на меня такое снисходит облегчение, словно гора с плеч свалилась.
Сегодня мы официально закрыли все проекты, которые были должны людям. И перешли на полный легал. Мы и до этого уже долго не активничали в серую, наверно, сразу начали, как только Дана сообщила, что беременна в первый раз.
Мы до самого конца не знали, чей будет малыш, но остро оба чувствовали, что ответственность выросла в разы. И нам больше нельзя жить, как прежде. Да и не хотелось, если честно.
Тем более, что нам было, на ком чуток потренироваться в ответственности.
Ромка, братишка Даны, шустрый не по годам парень, хоть и на редкость сообразительный для его возраста и воспитания, все же умудрялся, пока жили в столице, пару раз напрячь. И, так как мы не хотели, чтоб Дана расстраивалась, то напрягались, само собой, мы.
И разбирались сначала с его учителем по физре, возомнившем себя великим гуру и по этому поводу распустившем руки, а потом и с местной гопотой, тоже много о себе думающей.
Вроде бы, ничего сложного, но тема была тонкая. Школьники же. Чуток перегнешь — и все. В этой сфере всем похрен на нашу репутацию и внешний вид. Там другие законы.
Короче, потренировались мы, да.
А после Ромку в Нахимовское сдали, он сам хотел сильно, и выдохнули, блин!
Дана всех этих перипетий и не знает до сих пор. Болтает с братом по видеосвязи, ездит в гости к нему, благо, тут недалеко. Он к нам приезжает… Идиллия.
Тещу и тестя я видел за это время ровно один раз.
И, думаю, впечатление мы с братом произвели нужное, потому что никто нам не пытается что-то высказывать. С нами вообще никто не говорит.
Я знаю, что теща звонит Ромке и пытается ему промывать мозги, Дане звонила три раза, но наша женщина — твердый орешек. Мать, конечно, любит, но, судя по всему, прощать не планирует. И внуков не показывает.
Иногда высылает бабло. Но это ее дело. Это ее мать.
Мы с Артемом пьем, не разговариваем. Не о чем.
Все уже решено, все вопросы закрыты.
За стеной спят самые близкие, самые дорогие для нас люди.
Когда-то я думал, что в этом мире мне никто не нужен.
Кроме брата.
Теперь я вспоминаю себя, того, прошлого, и думаю, что редким дебилом был.
Мне нужна моя жена. Мой сын. Мой брат. Мой племянник. Семья моя нужна.
Без этих людей я — просто бессмысленный символ, вытащенный из кода, ничего не значащий.
И лишь поставленный правильно, в связь с другими символами, я начинаю жить.
Они делают меня живым.
Настоящим.
