— Ты же сел не просто так, Назар! Ты совершил преступление, ты был обвинён в мошенничестве и ты его совершил, Оладушкин просто предоставил доказательства! Никто тебя не подставлял, ты был виновен! Тебе просто дали по максимуму за взятку судье, вот и всё! — взвизгнула она, сжимая кулаки.
— Я мстил не за это.
— Но ты об этом умолчал! Как не сказал мне про то, что должен Крестовскому. Я сделала то, что должна была!
— Ты должна была мне доверять! — рявкнул Назар. — А теперь мошенница — ты!
— Тебе с ним не тягаться, Назар, он слишком долго топчет землю, которая под ним в это время горит. И что ты со мной сделаешь, посадишь меня?
— Да куда тебе, Алеська, ты и дня в тюряге не протянешь с твоими-то запросами королевскими. — усмехнулся Назар. — Ты уволена, без выходного пособия, без компенсаций и бонусов, которые я тебе обещал за твою помощь в вопросе Бахтияровых. Кольца можешь себе оставить, сдашь в ломбард, когда жрать будет нечего.
— Без тебя не пропаду, не переживай. — холодно ответила Алеся.
— Ты то нет, а вот ребёнок удовольствие дорогое, может, не потянешь. Мать-одиночка всё-таки.
Алеся впервые за весь их скандал опустила голову, будто её ударили в самое больное место и ей стало нечем ответить, Назар это понял, но не отступил, наоборот, подошёл к ней ближе, подняв пальцами за подборок, чтобы заглянуть ей в лживые глаза.
— Ты предала меня, Алеся, единственного человека, который тебя полюбил, вот такую вот… — он запнулся, а потом продолжил. — Ты всё мечтаешь о ребёнке, а знаешь почему о нём, а не как все нормальные бабы о мужчине, которого полюбят и заведут ребёнка с ним? Потому что все дети любят маму, какая бы она не была. Это твой единственный шанс на любовь от другого человека, потому что такую как ты, любить невозможно.
— Какую, Назар? Скажи мне это вслух — говоришь, так говори до конца.
— Эгоистичную меркантильную суку, которая не сможет полюбить никого кроме себя. Херовая из тебя будет мать, Алеська, жена никакая, подруга тоже из тебя не вышла, одной свадьбу расстроила, другая вместо тебя чуть жизнь не отдала, так теперь ты ещё и безработная. Играй на скрипке, Стервозина, может, начнёшь новую карьеру где-нибудь в переходе.
Слова могут убить, но она даже шелохнулась, не ответила оскорблениями в ответ, приняла каждое его утверждение, которое словно повторяло её собственные мысли, те, которые она прятала от самой себя, где-то глубоко и не позволяла им вылезти наружу.
— Посмотри на себя, Назар, внимательно посмотри. — кивнула она на его грудь. — У тебя есть руки, ноги, сердце бьётся, даже голова какая-никакая имеется, ты жив и я ни о чём не жалею. Я бы сделала это ещё раз, предала бы тебя снова. Счастья тебе, Бандерлог, дверь за собой закроешь. Ключи пока оставь, придёшь, когда меня не будет, я тебе напишу, соберёшь свои вещи сам, Бурбона не отдам, он мой, ключи в ящик кинешь.
— Себе оставь и шмотки, и мой подарок с помойки, мне всё это нахер не нужно!
Назар ушёл, оставив её в одиночестве, которое она заслужила.
* * *
Что делает настоящая женщина, когда у неё всё плохо? Выглядит как никогда хорошо. Алеся надела платье из бордового бархата, винтажные серьги, сделала причёску и макияж, скрыв следы бессонной ночи, и пошла на следующий же вечер на мюзикл вместе с Эдиком. Первый акт пролетел перед глазами, а она не поняла о чём он, как и Эдик, с которым они сели в буфете за столик, не смог ей этого объяснить.
— Ты чего такой невесёлый? Случилось что-то? Я могу помочь?
— Нет, Алеся, вряд ли, так у подруги трудности в личной жизни. Переживаю за неё, не звонит, не пишет. — вздохнул стилист, грустно подпирая ладонью подбородок.
— В личной жизни нет проблем у тех, у кого её нет. — усмехнулась Алеся.
— Знаешь, в чём парадокс моей профессии? — вдруг спросил Эдик, провожая взглядом красивую девушку, которая прошла мимо их столика. — В том, что я вижу очень много красивых женщин, которые такими родились или стали на столе у хирурга, но на самом деле красивых среди них единицы. Только те, кто понял в чём настоящая красота женщины. Ты вот, Алесечка, такая красивая, что дух захватывает!
— А знаешь, в чём парадокс жизни женщин, Эдуард? — усмехнулась Алеся и кивнула на посетителей театрального буфета. — Мужчин вокруг много, а тех, на кого можно положиться — единицы, поэтому женщины чаще всего одиноки, даже самые красивые. Вот ты один тут такой, кстати, с крепким мужским плечом. Для меня так точно, я за тридцать лет крепче не нашла пока.
Эдик громко рассмеялся, поднимая в её честь бокал с апельсиновым соком. Второй акт мюзикла Алеся смотрела внимательнее, он был о любви, о которой она так Назару и не сказала. Вместо того, чтобы честно признаться — «Я люблю тебя и не хотела тебя потерять», она била себя кулаком в грудь, доказывая свою правоту. Получила закономерный итог, его яйца оказались больше.
— Поедем потом в клуб, потанцуем? — предложил Эдик после второго акта.
— Нет, мне нужно кое с кем встретиться. Третий акт я, пожалуй, пропущу.
* * *
Филин виновато прятал взгляд, выкуривая вторую сигарету, Алеся куталась в шерстяной палантин, не чувствуя холода. Он приехал к зданию театра, значит, что-то срочное.
— Извини, Алеся, я налажал, а редко это делаю, но метко. Когда я в прошлый раз облажался, погибли четырнадцать женщин. Я тебя подставил, Алесь. Я сболтнул Назару о том, что связывает воедино тебя, меня и Крестовского.
— И что? Ты думаешь, он этим воспользуется?
— Он уже, угрожал мне вчера, когда я к нему пришёл насчёт Теймура побазарить. Сказал, что это больше меня не касается, что я могу идти к тебе в гости, ты теперь свободна. Слово за слово, мы разосрались, и он сказал, что если я начну против него возникать, он скажет Крестовскому, кто убил его дядю. То есть я, а ты…
— А я об этом знала. — перебила его Алеся. — Долго Назар после угроз в твою сторону проживёт? Только честно скажи, хочу