Алеся дёрнула Бандерлога обратно к дверям, чтобы спрятаться за ними, но вместо этого он встал перед ней стеной. Она услышала звук выстрела и по его глазам поняла, что пуля достигла цели, следом ещё одна. Вокруг закричали женщины и раздалось ещё два хлопка. Назар обмяк, падая на одно колено, она пыталась его удержать, но он был слишком тяжёлый. На груди растекались красные пятна, его ресницы затрепетали, а дыхание стало прерываться хрипами, когда он упал на спину, Алеся рухнула на колени возле него, забыв про себя и про стрелка. Назар протянул к ней руку, касаясь щеки:
— Как же я тебя люблю, Алеська моя, веснушки твои больше всего…
* * *
Назара от скоропостижной смерти спасло только то, что в него стреляли на пороге клиники. Дипломированные врачи до приезда скорой по очереди делали ему искусственное дыхание, зажимая раны, чтобы остановить кровь. Теймура никто не спасал, лишь прикрыли бездыханное тело белым халатом. Два выстрела от одного из охранников Алеси прошли прямо сквозь сердце. Месть закончилась — победителей нет.
Осталась только Алеся, которая два дня оббивала порог реанимации, где боролся за жизнь её любимый человек.
— Мы сделали всё, что могли, дальше он сам. — развёл руками хирург в смешной шапочке.
— Сам… Он… Справится… — пробормотала Алеся. — Я ему помогу.
* * *
— Ну, приступим, как Глаша учила. — сказала сама себе Алеся и принялась намазывать помазком отросшую бороду Бандерлога.
Прошло почти четыре месяца, как он не открывал глаза, сначала Алеся плакала, потом злилась, стукая его ладошками по неподвижному телу, чтобы он перестал притворяться, что спит. Он её не слышал, не чувствовал, не просыпался. Она поселилась с ним в комфортабельной двухкомнатной палате и стала ждать. Бандерлог должен был проснуться, он сильный, он сможет!
Алеся привезла из дома свою скрипку и начала по привычке играть, каждый день, утром и вечером. Ни персонал, ни другие больные не ругались, не просили перестать и дать им поспать — в соседних палатах были такие же спящие, как Назар. И в каждой из них, дежурящие у постели близких люди с надеждой улыбались звукам скрипки, может, их любимые услышат и проснутся.
С Алесей стали знакомиться, её звали сыграть в соседних палатах для лежащих в коме, затем она начала играть у поста медсестёр для всех, кто готов был слушать. Измотанные медсёстры и сиделки, уставшие врачи выкраивали пару минут, чтобы немного притормозить, но больше всех среди слушателей было таких же как Алеся, людей, в чьих глазах медленно умирала надежда, которая вспыхивала ярким огоньком на краткий миг, когда по коридору раздавались звуки музыки.
За Назаром ухаживала сиделка — крепко сбитая женщина под пятьдесят, с сильными руками и неожиданным для её профессии оптимизмом. Глаша была ответственной за все гигиенические процедуры, ей помогал медбрат и ещё одна сменщица. Алеся под её руководством уже пару раз сбривала бороду, а потом давилась слезами в маленькой ванной, потому что замечала, как всё глубже проваливались его щёки. Из него будто медленно утекала жизнь, в то время как в Алесе она крепла с каждым днём, уже был виден живот, который она постоянно наглаживала, успокаивая саму себя.
Алеся контролировала уход за Назаром здесь, в маленьком мирке уютной палаты, и рабочие дела снаружи, в большом мире, с помощью новой помощницы Нины, которую ей прислал Филин. Женщина, сорок пять лет, двадцать лет в финансах и менеджменте, взяла на себя основную часть нагрузки в компании Назара. У Алеси просто не было времени подумать, правильно ли она делает, доверяя незнакомому человеку, который был рекомендован Святославом.
Филин и Нина были единственными, на кого Алеся могла хоть как-то опереться. По крайней мере Нина создала о себе хорошее впечатление, отлично справляясь с уходом за Бурбоном, который жил пока у неё. Каждую неделю она отправляла Алесе фото и видео отчёт о жизни кота, редкая улыбка трогала губы хозяйки и тут же затухала.
Из палаты Алеся уходила раз в неделю, чтобы немного выдохнуть, иногда сдать анализы по беременности, взять чистые вещи дома и навестить других больных — Ярославу и её сына. Ромка уже вовсю нарезал круги вокруг койки мамы, которая всё ещё была прикована к постели. Ярослава всегда радостно улыбалась Алесе и протягивала к ней ладонь, Алеся качала головой, а подруга ничего не спрашивала, и так понятно — спящий не проснулся.
— Ты бледная, Алесь, тебе нужно больше гулять, свежим воздухом дышать. Малышу полезно.
— Погуляю с Назаром потом, когда проснётся. Он любит гулять. — пожимала плечами Алеся. — Или, когда ты на ноги встанешь, смотря что раньше случится.
— Мне ещё одна операция предстоит, потом обязательно встану. — сжимала крепче руку подруги Ярослава.
Так они и сидели вдвоём, пока Рома развлекал их своей детской болтовнёй и тысячей вопросов.
Алеся возвращалась к себе в палату, целовала Назара в лоб и садилась рядом, ждать, надеяться и всё ещё верить.
— Чёрт! — выругалась Алеся, порезав щёку мужчины, которого сейчас брила. — Прости, Бандерложик, я не хотела.
Она вытерла кровь, доделала работу барбера, прилепила ему пластырь на ранку и как всегда прилегла ему на плечо головой, немножко отдохнуть. Всего минуточку.
* * *
— Алесь, проснись. Ужинать пора.
Она встрепенулась от звука мужского голоса, на секунду подумав, что это Назар, но открыв глаза, увидела Филина, он улыбался ей, держа в руках пакет с логотипом её любимого ресторана. Кажется, она проспала часа три. Они прошли во вторую комнату, где обитала Алеся и присели за столик. Святослав ничего не спрашивал, видимо, всё уже выяснил у врача и Нины, он с грустной улыбкой смотрел, как Алеся жадно ест мясо, в последние месяцы она питалась больничной едой — просто и полезно, в её положении самое то.
— Как ты, как малыш? — спросил Филин, когда будущая мама доела творожный десерт.
— Всё хорошо, недавно была у врача, все анализы хорошие, скоро второе УЗИ.
Филимонов нервно потёр короткую бороду рукой и откинулся спиной на стул, будто собираясь сказать что-то плохое и сказал:
— Он может не очнуться, Алесь, никогда.
— С чего ты взял? У него нет никаких ухудшений, он дышит сам!
— Но и улучшений нет, никаких.
— И что ты предлагаешь?