— Только не говори мне, Бабай, что думаешь о побеге! — прозвучал самый приятный голос в мире. — А ну, повернись ко мне, чудовище мое ненаглядное, я тебе все-таки галстук придумала!
— То-о-о-олько не-е-е-е… — я был готов сопротивляться до последней крайности, потому что галстук и урук — это как Биба и Боба… Но потом я сфокусировал вгзгляд на Эсси и сказал совсем другое: — Ух! И чего это я в тебя такой влюбленный?
— Да-а-а? И бабочку дашь прицепить? — она приняла несколько изящных поз и склонила голову, поглядывая на меня своими блестящими глазками, а я едва ли не облизывался.
Ну как? Алое платье с открытыми плечами, корсет или лиф — я черт знает, как оно называется, но тонкую талию эльфийки — подчеркивает, и грудь смотрится очень даже! Волосы уложены в высокую прическу, так что точеная шейка открыта, и ключицы вот эти у-у-у-у…
— Ау? Вы еще тут, га-а-аспадин походный атаман? — рассмеялась девушка. — Вы со мной?
— С вам, весь ваш, и вообще — да!
— Что — да?
— Я сбежать хочу. С тобой.
— Терпи, урук, атаманом… А! Ты уже! Всё равно — терпи. Не можем мы от царя сбежать. Иди лучше сюда, я тебе бабочку прицеплю и косички заплету. Да иди ты к зеркалу, не стесняйся! Чего ты как… Как… Как маленький!
— Йа-а-а? — маленького я терпеть был не намерен, так что подхватил эльфийку и вместе с ней одним прыжком оказался у зеркала. — И ничего я не маленький!
Оп-па! Какая хитрая лаэгрим! Всё продумала, да? Пока урук отвлекся на… На… На всё вот это вот, она засандалила мне бабочку на шею! Кра-а-асную!
Хитрая Эсси хихикала и заплетала мне косички, и для этого ей пришлось подтащить пуфик и снять туфли на шпильках, потому что она выбрала себе огроменное, а никакое не маленькое чудовище! А я пялился на нас обоих в зеркало. То есть, конечно я больше пытался за корсаж ей заглянуть и ножки тоже рассмотреть, но и свой облик тоже оценил.
Ну… Нормально. Дико, но нормально. Все-таки коричневый клетчатый костюм-тройку шили на заказ, так что ширина плеч, рост и наличие талии не помешали им сделать из меня кого-то с претензией на импозантность и солидность. Рубашка — белая. Да и черт с ней. Вместо штиблетов — тяжелые полуботинки, это был разумный компромисс. Никаких сраных выбритых височков — убил бы на месте того, кто попытался бы подкрасться ко мне с машинкой для стрижки! А вот косички — это пускай. Сзади завяжу — тоже нормально будет. Круглый черный значок с белой дланью на лацкане, там где верноподданые обычно двуглавого орла помещают, и — красная бабочка.
— В тон к моему платью! — безапелляционно заявила Эсси и чмокнула меня в щеку. — Скажи спасибо что мундир надевать не заставили!
Хорош бы я был с позументами, эполетами и аксельбантами! Меня бы гоблины засмеяли! Так что нет уж, хорошо уж… Лучше уж бабочка! Тем более — в тон к платью! Я хотел выдать какую-то очередную глумливую реплику, но дверь отворилась, к нам заглянул Рикович, оценивающе оглядел и меня, и Эсси с ног до головы, одобрительно цыкнул зубом и проинформировал:
— Скоро ваша очередь! Там Воронцова осыпать милостями заканчивают, а с Нахичеванских опалу уже сняли, и Латифу — официально вернули писюн!
— Сука-а-а-а! — я едва подавил приступ дурного смеха, и был готов убить сыскаря прямо сейчас, потому что это было очень подло с его стороны. Знал ведь, падла, как меня от этого разматывает! — Ну ты и скотина, Рикович!
Конечно, к дверям в Грановитую палату я подходил с улыбкой во все горло, а Эсси тыкала меня локтем в бок, чтобы я не смел ржать. Рынды распахнули дверные створки, раздался звучный голос бирюча:
— Ее сиятельство Эссириэ Ронья, Лесная Владычица Ород-Рава, Высокородная и Могущественная повелительница Байкальских пределов и всего народа сибирских лаэгрим!
И, спустя секунду:
— Его превосходительство, наемных войск походный атаман Бабай Сархан, князь Хтонический! — однако, всё-таки князь! Охренеть можно!
Грянула торжественная музыка, мы с эльфийкой рука об руку зашагали внутрь, а у меня в голове звучали слова незабвенного Попандопуло из «Свадьбы в Малиновке»: «Пан-атаман Грициан Таврический!» Так что улыбка моя была еще более идиотской, чем после того, как Рикович сказал про писюн. Поклонился Государю и цесаревичам я скорее машинально, расшаркался тоже, и слушал что он говорит вполуха. Стыдно? Стыдно. Я старался не заржать, меня это в какой-то степени оправдывало, потому что делать серьезное лицо оказалось очень, очень сложно. Спасала только Эсси рядом, все-таки подвести невесту в такой момент — это был бы самый настоящий зашквар.
Иоанн Иоаннович в это время как раз нахваливал эльфийку, и, конечно, эльфийских добровольцев, в чьи ряды она самоотверженно вступила и стяжала многочисленные подвиги. И собственноручно повесил ей орденскую голубую муаровую ленту через плечо, на которую крепился сверкающий сотней самоцветов знак в виде двуглавого орла с восьмиконечной звездой на груди. Красиво! Эсси сделала книксен и шагнула назад, и ткнула меня в бок.
Ну что бы я без нее делал?
— Ваше превосходительство… — Государь обошел меня по кругу, и я не знал — вращаться ли мне за ним следом вокруг своей оси, или стоять как болван на месте. — Светлостью язык вас назвать не поворачивается…
Зал издал дружный сдержанный смешок. Шутковать изволит царь-батюшка! Но в целом-то он прав: какая из черного урука к японой матери светлость?
— Да и орденов ваша урукская культура не приемлет. Все ваши ордена, медали и прочие знаки отличия — на коже, да? Всегда с вами. Не снять, не спрятать. Поэтому я долго думал, какая награда будет вас достойна, князь… К титулу ведь полагаются земли, да? Что ж…
Весь высший свет Государства Российского замер, а потом Грановитую палату заполнил тревожный гул. Неужели произойдет невероятное, и у орков в России появится свой анклав? Не позавидуешь земским территориям, править которыми станет урукский владетель… Аристократия была явно недовольна. Но глаза Государя опасно сощурились, этот невысокого роста, возрастной уже человек тяжелым взглядом обвел публику — и гомон стих.
— Молодого князя Хтонического, и весь народ ордынский я жалую землями по обеим берегам реки Дунай, именуемые Паннонией, и повелеваю основать там поселения, и крепости, и грады, и веси, дабы привести край этот к процветанию в дружбе и союзе с богохранимым нашем Отечеством! — прогремел его голос.
И