Вот до сих пор их новые показания, данные независимо одно от другого, совпадали и подтверждались проверкой. А дальше пошли разночтения. И объяснялись они тем, что у каждого из них возникла одна и та же мысль — завладеть деньгами одному. К тому же они, по мысли Интерполова, были психологически несовместимы. Павел относился к тому типу людей, который сначала подумает, а потом скажет или сделает. Рыгунин же был человеком прямого действия. Сначала сделай — а там видно будет. Обычно такие типы дополняют друг друга, однако при длительном уединенном сосуществовании это может привести к неразрешимым внутренним противоречиям.
Но они были не настолько крутые, чтобы помышлять об убийстве партнера, как это красочно преподносится с телевизионных экранов в передачах типа «Криминальная Россия». Достаточно было первым поспеть к запрятанным деньгам, чтобы отхватить себе определенное количество баксов еще до дележа, ведь деньги там лежали не считанные, кто знает, сколько их там было. Поэтому, когда они договорились ехать в Москву десятичасовой электричкой, каждый решил уловить момент и соответствующим образом изменить показания часов другого. Так, чтобы тот опоздал к поезду. А договоренность выбираться из лесной глуши к электричке с разных сторон порознь, не привлекая постороннего внимания на безлюдной платформе, да еще так, чтобы излишне «не светиться» и выйти непосредственно к приходу электропоезда, минута в минуту, соответствовала тайным планам каждого из них. Таким образом опоздавший отсекался от денег.
Так вот, с этого места показания их на допросе у Интерполова стали отличаться. Фактом было лишь то, что денег там, где они их спрятали, на автостоянке в старой машине не оказалось. И сторож уверенно заявлял, что никто посторонний к этой развалюхе не приближался, разве что недовольно косили глаза в ее сторону. А вот ребята, поставившие эту колымагу, недавно наведывались. Каждый по отдельности. Но кто из них посетил ее первым, он уверенно сказать не может. Уверен только в том, что они тут были, и по одиночке. И каждый был с рюкзаком или с сумкой. Это точно.
Итак, во многом показания задержанных совпадали. Но не во всем. Вот эти отличающиеся фрагменты.
Из показаний Рыгунина: «Находясь в последний вечер на берегу озера, мы решили сверить часы и установить правильное время по сигналам радиоприемника, чтобы не опоздать на электричку и выйти точно. Однако я поставил стрелки своих часов на десять минут назад, чтобы в случае чего запутать напарника».
Из показаний Сипилина: «Находясь в последний вечер на берегу озера, мы решили сверить часы и установить правильное время по сигналам радиоприемника. Однако я перевел стрелки своих часов на пять минут вперед. Когда вечером Рыгунин купался в озере, я взял его часы и увидел, что они отстают на 10 минут. Я изменил показания его часов так, чтобы они на 5 минут спешили, но он думал, что они отстают на 10 минут. Затем я разделся и нырнул в озеро, уверенный, что он опоздает на поезд».
Из показаний Рыгунина: «Когда я вылез из воды, а Сипилин еще купался, я увидел, что его часы спешат на пять минут. Но он в этой уверенности и остался, не зная о том, что я перевел их так, чтобы они отставали на 10 минут. Теперь-то он наверняка опоздает на поезд, думалось мне».
В результате каждый утверждал, что именно он оказался жертвой обмана и опоздал к поезду, а все деньги взял или перепрятал другой.
Проверив эти показания и убедившись, что в них правильно отражен действительно имевший место ход событий, Интерполов довольно потер руки. Еще одно небольшое, последнее усилие мысли, и завладевший деньгами преступник был им установлен.
Интерполов сделал перед каждым из подозреваемых вид, что поверил именно ему. Сам же он, посоветовавшись с начальством и изложив свой план, рекомендовал задержать в камере предварительного заключения Сипилина, а Рыгунина отпустить, установив за ним наблюдение. И через некоторое время Рыгунин привел их к тайнику. Деньги были найдены.
Вот как объяснил свою догадливость сыщик, когда просил разрешения якобы поверить Рыгунину и отпустить его, оставив в камере его напарника. Именно Рыгунин должен был прийти к поезду первым, а Сипилин — опоздать на поезд. И вот почему. Ведь Сипилин рассчитывал появиться на станции к тому времени, когда на его часах будет 10.05. А на самом-то деле и еще на 10 минут больше, то есть 10.15. Рыгунин же стремился прийти по своим часам к 9.50, а в действительности это было 9.45. Стало быть, он первым и раньше времени вышел к электричке.
Итак, деньги оказались у Рыгунина, и вскоре ему пришлось признаться в этом. Не додумал Сашка, Пашка оказался хитрее. И не его беда, что сыщик его «раскусил».
— Я так и не понял, кто должен дальше оформлять это дело? Я или те, кто его начинал, — спросил начальника Интерполов. Ведь нужно готовить документы для передачи дела в суд.
— Ах, ты, ей-богу! Формалистом каким стал, Владимир Иванович, — весело отозвался начальник. Да подшивай пока все, что там у тебя есть, все бумажки. А мне — письменный доклад, подробный. Потом мы с нашими коллегами-смежниками решим, что к чему. Я постараюсь, чтобы тебя не обидели. Хотя, постой, постой! Я тебя о главном хотел спросить: как это тебе удалось «расколоть» ребятишек с их алиби? Ты что, гипнотизер или волшебник? После допроса у тебя налетчики, можно сказать, почти что бандиты, и вдруг отказываются от своего алмазно-твердого алиби и выкладывают всю правду-матку! Что-то тут не так. А ну, признавайся, сыщик, чем это ты их так пронял, Макаренко?
Интерполов погладил усы, что он делал нечасто, только по утрам, когда смахивал с них отбракованную от яичницы скорлупу, и нехотя, но, постепенно воодушевляясь, стал докладывать.
— Ах, мой генерал! — Он так и не мог себя заставить произносить ни «господин генерал», ни «товарищ генерал», и клял себя за это последними и предпоследними словами. Они с начальником были, что называется, «на короткой ноге», и в неофициальной обстановке его обращение к начальнику изобиловало всяческими уловками типа «мой генерал» и даже «гражданин генерал», лишь бы избежать этих ультра-терминов «господин» и «товарищ». — Разгадка оказалась простой. Когда