— Ну что ж, Владимир Иванович, возьми пирожок с полки и на, держи мою личную, так сказать, генеральскую премию. — С этими словами начальник протянул для пожатия руку. Он виновато улыбнулся, словно извиняясь, что воображаемый пирожок и крепкое рукопожатие — это все, чем он мог поощрить Интерполова за блестяще проделанную аналитическую работу.
— Как там, у Говорухина с Высоцким-то было: «Место встречи изменить нельзя»? А тут получается, что, раз ребята встретились на нарах, то «Время встречи изменить нельзя!», так, вроде?
— Да, вроде, так, — согласился Интерполов.
Джон Генри РИЗ
СИМВОЛИЧЕСКАЯ
ЛОГИКА УБИЙСТВА
— Я не стал бы тратить время на лишние разговоры с этим умником, Дарвином Карлислом, — сказал полицейский Рич Хинкл. — Тоже мне, видите ли, «специалист по космосу»!
— А ты что, сомневаешься в его знаниях? — заметил напарник Хинкла Джек Кунц.
— Да нет. Просто я терпеть не могу этих большеголовых [1], — угрюмо продолжал Хинкл. — От их бредней о космосе у меня даже мурашки по коже. Это неестественно — все время пялиться на небо.
— Брось. Карлисл — нормальный парень, — возразил Кунц.
— Ты так считаешь? Знаешь, Джек, если двадцатичетырехлетний мужик сидит с молодой красоткой и только решает уравнения, значит, у него точно не все в порядке.
Кунц задумался.
— Ну, не знаю. Лично мне он понравился. А вот от старого Маккинстри меня действительно передергивает.
— От священника? — с удивлением спросил Хинкл. — А что же в нем особенного?
— Ничего, — вздрогнув, медленно проговорил Кунц. — Просто с самого детства все священники вызывают у меня неприятное чувство, чисто подсознательно. Мне кажется, у тебя к ученым такая же неприязнь, как у меня к церковникам.
— Да, возможно, — после минутного молчания согласился Хинкл, — но все равно в этом паршивом расследовании все крайне неприятно, в особенности разговоры с Дарвином Карлислом.
Полицейским инспекторам, как правило, несвойственно поддаваться настроению, а этим двоим особенно. Они служили уже давно, были довольно образованны, в свое время окончили колледж. Оба рослые, с военной выправкой. Им было уже за сорок, они немного погрузнели, стали более осторожными и неторопливыми. Многолетняя совместная служба, подобно тому, как это бывает с долго прожившими вместе супругами, сделала их похожими друг на друга.
1.35 ночи. Они работали не покладая рук над простым, казалось бы, делом. Накануне вечером был убит довольно известный тип, вымогавший деньги у букмекеров Северной части Лос-Анджелеса. Хинкл и Кунц опросили троих свидетелей и распорядились взять под стражу четырех мелких рэкетиров.
Все четверо были связаны с жертвой, все они могли убить, и каждый из них имел достаточно веские основания желать ему смерти. Хинкл и Кунц считали, что убийца — один из подозреваемых, но отнюдь не надеялись, что смогут когда-либо доказать это. Четверо задержанных отказывались давать показания — не слишком умная, но зато эффективная тактика, особенно если учесть, что не имелось никаких доказательств, связывающих их с преступлением.
Это было не имеющее особого значения убийство, но, как и все люди, полицейские не любили терпеть поражения. То, что они находились так близко к успеху и оказались бессильными перед четырьмя жалкими субъектами, ныне пребывающими в предварительном заключении, причиняло особенную боль.
Хинкл и Кунц даже думали одинаково, так что когда один был в затруднении, то и другой не мог найти выхода. Охваченные унынием, они сидели в небольшой комнате, обстановка которой состояла из стола и шести стульев. Досье на четверых подозреваемых были тщательно просмотрены, но в них не оказалось ничего нового, за исключением некоторых деталей недавнего ограбления и показаний осведомителей. Вряд ли кто знает о собственной жене столько, сколько знали Хинкл и Кунц о своих подозреваемых, и, тем не менее, они оказались в тупике.
— Надо как-то закругляться, — вздохнув, сказал Хинкл, — мы же не можем держать здесь свидетелей всю ночь.
Кунц подошел к двери, открыл ее и произнес:
— Прошу вас, входите. Мы бы хотели поговорить с вами еще раз.
Первой вошла Шелли Паркинсон, очень живая, невысокого роста темноволосая девушка с такими ясными глазами, что в комнате будто посветлело. При виде хорошенького, оживленного лица и тонкой девичьей фигуры оба детектива улыбнулись. Хинкл встал и предложил ей стул.
— Садитесь, мисс Паркинсон, — сказал он. — Очень приятно, что вы все подождали.
— Ну, все это время мы не сидели без дела. Мы выходили пить кофе. Ничего, что мы так сделали? — спросила девушка.
Ее огромные карие глаза расширились, когда ей, правда, с опозданием, пришло в голову, что они могли сделать что-то не так.
— Нет-нет, все в порядке! — с энтузиазмом ответил Кунц, прежде чем его удивленный напарник успел открыть рот.
За девушкой следовал хорошо одетый мужчина с копной седых волос и морщинистым, но приятным лицом. Это был преподобный доктор Дж. Барт Маккинстри, священник, один вид которого вызывал дрожь у грешного Кунца. Он сел напротив девушки с измученным видом старого человека, которому уже давным-давно пора быть в постели.
Последним в комнату вошел спортивного вида с короткой стрижкой молодой блондин в роговых очках. Похоже, он был не в своей тарелке. Чувствовалось, что он изъят из привычной ему интеллектуальной атмосферы. Из его наружного