— Пошёл вон…
— Дорогая, я вернусь за тобой, я попробую… — лепетал он, словно школьник перед строгой учительницей, а не верный муж в минуту смертельной опасности, в миг предательства.
«Ариец» по-прежнему стоял в проёме двери в своей чёрной маске. За ним — двое автоматчиков.
— Ну что, вы идете? — нетерпеливо спросил он.
— Да-да, конечно, — торопливо отозвался Евгений.
Одним коротким кивком тот дал знак, и охрана вывела Евгения из барака.
Мы молча смотрели ему вслед. Каждый мысленно пожелал ему скорейшей смерти. «Крыса», — вот что вертелось на языке у каждого.
Лишь только дверь закрылась, отрезав нас от внешнего мира и от автоматчиков, в бараке вскипело негодование.
— Ну и сука у тебя муженёк, — пробасил Ворон, прижимая к себе Лизку. — Я бы свою бабу ни за что не оставил.
Мы смотрели друг на друга и понимали: после этого случая доверять вообще никому нельзя…
Дед Ефим, до этого молчаливый, поднялся и подошёл к рыдающей Евгении. Осторожно обнял её за плечи, притянул к себе, как родную, погладил по волосам:
— Ты поплачь, поплачь, доченька. Выплесни, не держи в себе.
Она дрожала, рвала голос, то всхлипывала, то сипло выговаривала одно и то же:
— Двадцать лет вместе… больше двадцати… Душа в душу… Как? Как он мог?
Евгения вцепилась в его рукав, затрясла старика, словно хотела у него выяснить проклятую истину, словно он был виноват в предательстве мужа. Слёзы бежали по её лицу, но она этого уже не замечала.
— Поплачь, поплачь, — приговаривал дед, ласково гладя её по голове.
— Как? Потому что вы все неудачники, — хищно вставил мажорчик, сидевший в углу. Глаза блестели злобой, слова сочились ядом. — Я бы на его месте так же поступил. Жаль, что я не доктор. Эх…
— Цыц! — рявкнул на него дед Ефим, оборачиваясь. — Завали поганый рот!
— А ты кто мне такой, чтоб указывать⁈ — взвизгнул мажорчик, вскакивая. — Старый пердун! Мля!
Мажорчик уже раскрыл рот, чтобы вылить ещё порцию грязи, но договорить не успел. Я шагнул к нему и ткнул кулаком в живот. Воздух вырвался у него из горла со свистом, он согнулся пополам, глаза выкатились, а слова так и застряли в горле.
— Костечка… — сказал я спокойно, беря его за ухо и выкручивая. Он заскулил, повис на моей руке, пытаясь ослабить боль. — Я же предупреждал, веди себя прилично. Вот сейчас продышишься, оклемаешься и попросишь у дедушки прощения.
— Хватит! Хватит! — вдруг закричала Евгения, вскидываясь, будто забыв про свои слёзы. — Хватит с нас насилия! Отпустите его, прошу вас!
Она поднялась, встав на защиту того, кто только что оскорблял всех вокруг, включая и её. Голос её дрожал, а в словах была правда:
— Вы не понимаете? Разве вы не видите? Мы здесь друг друга перегрызем! Они этого и хотят — чтобы мы стали зверями!
— Тише, тише, дочка, — сказал дед Ефим, снова мягко, при этом тяжело выдыхая. — Максим правильно делает. Манеры-то и отличают нас от зверей. А этому малахольному я бы сам когда-то за такие слова ухи оборвал… будь у меня сила, какая была лет десять назад. А теперь вот сам еле ноги таскаю.
* * *
— Вас как зовут? — спросила Маска уже снаружи барака.
— Евгений Петрович, — пролепетал врач почти шепотом.
— Отлично, Евгений Петрович. Отныне вы не пленник, — произнёс он, не меняя интонации. — Мое имя Рихард.
— Хорошо… спасибо, спасибо! — забормотал врач, раболепно кланяясь, чуть ли не теребя полы дорогого пиджака Арийца.
— Ну… господин Рихард, можно я спрошу? — пробормотал врач, неуверенно переступая с ноги на ногу.
— Спрашивайте, — ответил тот, не меняя тона.
— А вы… вы не боитесь, что я сбегу? Нет-нет, я не буду сбегать, — заторопился Евгений. — У меня же жена там, в бараке. Да и тайга… я боюсь этого леса.
— Мы изучали ваше поведение, — перебил его Рихард. — Вашу психологию, привычки. Мы наблюдаем за каждым из вас. Вы не тот человек, который пойдёт против сильного хозяина. И потом… куда вы тут денетесь? Кругом тайга на сотни километров.
— Да, да, я не собирался сбегать! — закивал Евгений, подхватывая слова. — Я специально спросил, чтобы у вас сомнений не осталось относительно меня. Я никоим образом не хочу подорвать доверие. Я буду делать всё, что вы скажете.
— Вы будете ставить уколы своим бывшим сокамерникам, — отрезал Рихард.
— Да-да, конечно! — торопливо закивал врач. — Я готов. Я согласен.
Он теребил пальцами пуговицу потасканного пиджака.
— А… можно узнать, что это за препарат? — решился он спросить.
— Нельзя, — рявкнул Рихард так резко, что у Евгения подогнулись колени.
Они подошли к одному из строений, стоявших в стороне. Снаружи — старая бревенчатая избушка, наспех сложенная, ничего особенного. Но внутри оказалось на удивление сносно: стены оструганы, освежены, на полах доска, кое-где свежая, прибита заново.
— Здесь жил врач, который работал до вас, — сказал Рихард, проходя внутрь. — Теперь это ваш дом. Кроме инъекций вы будете ещё следить за здоровьем персонала базы.
— Персонала? — переспросил Евгений, осторожно. — Это вот те… с автоматами?
— Не только, — уклончиво ответил Рихард.
— Ах, понимаю… — забормотал врач, кланяясь.
— Сейчас примите душ и переоденьтесь, — продолжал Рихард, словно диктовал инструкцию неразумному созданию. — Приведите себя в порядок. Потом получите остальные указания.
— У меня здесь… душ? — оживился Евгений.
— Нет, конечно. Общий, на генераторе, — Рихард коротко кивнул в сторону строения поодаль. — Видите? Сколочен из свежих досок. Туда и отправляйтесь. Одежду вам принесут.
— Спасибо, спасибо, — зачастил врач, снова кланяясь с раболепной улыбкой. — Благодарю…
Он шёл, согнувшись, словно стараясь стать ниже ростом, и было ясно: этот человек уже окончательно сломался и готов выполнять всё, что только ему прикажут.
* * *
Рихард вошёл в дом, стоявший в центре посёлка. На крыльце — двое автоматчиков, недвижимые, как деревянные истуканы. С виду дверь была самая обычная, дощатая, местами покосившаяся, но стоило её закрыть за собой, как мир менялся. Внутри царил вполне современный уют: стены обшиты панелями, на полу ковролин, на стене гудел конвектор отопления, питающийся от восстановленной поселковой котельной.
Ариец прошёл в