И я совершенно не понимаю по ее эмоциональному тону – то ли она недовольна мной, то ли отцом, то ли такой слабой на здоровье Викторией.
– Нет, с Викторией я не ругался, – сразу торможу ее, – Я…
И вот дальше сложно! До аритмии.
– Мам, я…– длинно выдыхаю, смотря на свою руку, лежащую на столе, и разом выдаю, – Я поспорил на Малину с парнями еще в начале сентября, и об этом теперь узнал весь универ. Слили фотки ее… голые… Сегодня утром. Не я, но…Но делал я. Админы в чатах быстро почистили, но все равно, думаю, прилично разошлось, и… И в общем, вечером дома был скандал. Малина теперь хочет бросить учебу и вообще уехать непонятно куда, Виктория, когда узнала, дело дошло до скорой. А отец, вернувшись из больницы, попросил меня из дома. Вот так, – заканчиваю глухо свою сумбурную речь.
Заткнувшись, на мать поднять глаза не могу, разглядываю свои пальцы. В комнате гробовое молчание. Затишье перед бурей…
– Зачем ты к ней вообще полез? К этой девке малолетней? – дрогнувшим голосом интересуется мать через несколько секунд, оживая, – Сдалась она тебе?!
– Она не "девка". И "сдалась"…– тихо отрезаю.
Противно педергивает от ее слов. Внутри мгновенно разворачивается какая-то черная буря. Я думал…
Я думал, она меня осуждать будет! А не на Малька наезжать! Ну уж нет…
Поднимаю на маму тяжелый взгляд. На ее лице смятение. Эмоции, самые разные, постоянной рябью искажают черты.
– Ну как же не девка, если сфотографировать себя дала… Такой! – брезгливо поджимает губы мама, – Ясно же, что вся в родительницу свою! Но ты то! Ты!! Не противно было на нее… – и у нее даже дыхание срывается от избытка возмущения, – Как бы не заразился ничем! – всплескивает руками.
Меня внутри аж подрывает. Гнев красной вспышкой застилает взгляд на секунду, и стоит невероятных усилий сдержаться и не выпустить его наружу. Сама то…!
Только что кувыркалась с каким-то непонятным любителем странных презервативов! И еще Малька судит… Да она ничего о ней не знает… Ничего!
– Еще хоть что-то про Малину плохое скажешь, мам, я встану и уйду. Совсем уйду, – только и предупреждаю севшим от сдержимаего раздражения голосом.
Мамин беспокойный взгляд резко застывает на мне. Брови удивленно взлетают.
– Она не виновата, ясно? Это все я…– мой голос звучит неестественно низко даже для меня самого, будто из бочки, в ушах бешено долбит пульс, – Она… Она очень хорошая девушка. Самая лучшая, понимаешь? А я… Она сразу мне понравилась, мам. Сразу… Но я как ты рассуждал, что кто еще может вырасти у такой матери… И даже, когда уже понял, что Малина другая, все равно… Потому что меня бесила ее мать, потому что бесило, что отец тебя бросил, что ты плачешь одна целыми днями, а они в нашем доме живут припеваючи. Бесило, что я от нее глаз отвести не могу. Что уже наизусть выучил все ее фотки в сети, слил половину себе… А она еще и сторонится меня, придурком каким-то мажористым считает. Бесило, мам…! А потом я еще и спалился, что торчу на ее страницах, и она закрыла доступ. И в тот же день Ванька выдал, что она ничего, и у меня будто планку снесло. И я поспорил, чтобы просто повод был… Подойти… Но типа это не я тут подыхаю, как к ней хочется, а просто… чтобы выиграть…Ведь она дочка какой-то беспринципной бабы, да…? А у нее, мам, и не было никого… До этого… – хрипну, и голос окончательно срывается.
В горле ком – вздохнуть не могу. Перед глазами вдруг картинку размывает и какая -то странная лихорадочная дрожь по телу, привкус соли во рту…Провожу раздраженно ладонями по лицу, убирая непонятно откуда взявшуюся влагу.
– Ох, сынок, – больше слышу, чем вижу, как скорбно вздыхает мама.
Ее теплые пальцы находят мои ледяные и мягко сжимают. Перетряхивает от этого прикосновения. Жмурюсь.
– А п-потом… Я вроде и вышел из спора этого дебильного, но п-поздно уже. И когда все всплыло…И ф-фотки эти… Мам, она так плакала… Так… Я наверно дерьмо просто, мам…
– Ой-й-й, милый, ну что ты?! – мама подскакивает со своего стула и кидается меня обнимать. Гладит по голове, пряча мое лицо у себя на груди, – Мой сыночек, ну какой же ты плохой? Думаешь, плохие люди, сделав гадость, потом убиваются? Да их, даже если на жареном поймать, они обвинят всех кроме себя, тысячу оправданий придумают. А выдастся шанс, снова сделают так же. Так что все с тобой нормально. Кто из нас не ошибается? Просто надо потом исправлять… – тяжело вздыхает, – Вот это действительно сложно, но ты у меня сильный, да? – обнимает ладонями мое лицо и поднимает к себе, – Я уверена, все разрешится, слышишь меня?
– Мне кажется, она меня не простит, – сглатывая, шепчу.
– Ну если она такая замечательная, как ты говоришь, то простит, – отмахивается мама, с трудом скрывая в голосе легкое пренебрежение.
Но я ей благодарен и за эту попытку так быстро ради меня поменять свое мнение о Мальке. Примерно представляю, чего она ей стоит.
Снова тяжело вздыхает, блуждая задумчивым взглядом по моему лицу, гладит по щеке.
– Ну покажи хоть эту свою Малину, – с упреком, – А то я даже и не присматривалась. Откуда ж мне было знать…– опять скорбно поджимает губы, – Ох, Эмиль…– качает головой, – Проще варианта, конечно же, не нашлось! – то ли смеется, то ли всхлипывает. В шутку отвешивает мне подзатыльник.
– Конечно же, – в тон фыркаю я, открывая галерею в телефоне.
Тех самых фоток там естественно давно нет. Все более, чем приличное. Наше. Селфи, где я ее целую, а она счастливо жмурится, еще где Малинка поет, где в походе, на пристани у нас, в машине, у универа…
– А она правда очень… приятная такая, располагающая к себе девочка, – выдает с запинкой мама, вдумчиво подбирая слова.
– Очень, да, – медленно киваю я, улетая мысленно в просматриваемые снимки.
И горько от них, и одновременно надежда в груди разбухает, что Малёк остынет и меня простит.
51. Эмиль
Утро начинается с того, что я проверяю вытащила ли Малинка меня из бана. Надежды на это на самом деле никакой, но ведь всем хочется верить в чудеса.
Правда зря – со мной чуда не случается – я заблокирован.
Ла-адно… Это было бы слишком просто.
Подумав, я пишу отцу, чтобы узнать как там у