Его блестящий от влаги, полувялый член в пупырчатом презервативе мне теперь до конца жизни не развидеть. От мысли, где он только что был, начинает подташнивать. Страдальчески закрываю глаза.
– Сынок?! – шокировано пищит мама, – Ариэль, все в порядке, это мой сын!
– Сын? – басит дядька, прикрывая рукой гениталии.
– Ариэль?! – переспрашиваю я, не в силах поверить, что этого мужика с седым ковром на груди зовут как диснеевскую русалочку.
– Да, Эмиль, познакомься, это Ариэль Гадович, – лопочет мать.
– Э-э-э, – туплю, окончательно впадая в прострацию еще и от его отчества.
– Так, Риточка, я пожалуй, оденусь, и поговорим, да? – бормочет дядька и, кивнув мне, ретируется в спальню, сверкнув тощими ягодицами.
– Что еще за Ариэль Гадович? – шепчу я со свистом, как только он исчезает, – Мам, ты где его нашла?! – подаюсь к ней.
– Так, тон смени, будь добр, – шикает на меня мать, озираясь на дверь спальни, – Он инвестор танцевальной школы, куда я хожу. Был на открытом уроке и… – смущенно улыбается, совсем как девчонка, нервно закусывая губы, а потом снова возмущенно шипит на меня, – А ты что здесь забыл? Еще и ночью, и с… – с опаской косится на спортивную сумку с вещами, валяющуюся у моих ног.
– Дома кое-что произошло, хотел пожить у тебя. Я ж не знал…! – подхватываю сумку и закидываю на плечо, – Ладно, не буду тогда мешать, извини.
– Нет-нет-нет, стой! – но мама хватает меня за локоть, не давая уйти. При этом с ее груди чуть не соскальзывает простыня, и она заливается краской, – Давай я тоже оденусь и ты мне все -все расскажешь, – протягивает руку и ласково гладит меня по щеке, – Я хочу знать, что случилось у моего мальчика. Иди на кухню пока, хорошо?
– А… Гадович твой? – выгибаю бровь, кивнув в сторону спальни.
– О, он не собирался оставаться ночевать, – еще гуще краснеет мама, – Так что не переживай…
– Случайные связи, мам? Что-то я наоборот еще больше переживаю!
– Не смей осуждать мать и марш на кухню, – отрезает она, разворачивая меня и подталкивая в нужном направлении.
Делать нечего – плетусь туда. Подумав, завариваю себе чай и тяжело опускаюсь на один из мягких стульев. В обычный день я бы отреагировал на голого мужика в маминой квартире гораздо более ярко, но сегодня… У меня уже атрофировалось умение сильно переживать.
Ну есть у нее еб… мужчина, и что?
С виду вроде даже не бомж и не алкаш, хотя сложно конечно судить только по мохнатой груди и мудреному презервативу. Но сказала – инвестор… Ну и нормально… Ариэль… Бл…Гадович…!
Ладно…Это не мое дело, да?
Через пару минут сладкая парочка материализуется на кухне. Исподлобья придирчиво разглядываю "инвестора", пока мать суетливо наливает чай в еще две кружки и достаёт из холодильника малиновый пирог. Ариэль отточенным движением поправляет приличный галстук на шее и, подтянув дорогие брюки, садится на стул напротив. Что ж, судя по шмоткам, действительно не бомж.
– Ариэль, тебе с сахаром? – уточняет мама ласково и одновременно тревожно, будто боится его хоть чем-то разочаровать.
– Нет, Риточка, садись уже, – снисходительно и властно.
Мама падает на стул рядом с ним. Переглядываются украдкой как в первом классе. Чувствую себя лишним и слегка абсурдно, наблюдая.
– Ну, Эмиль, что у тебя случилось? – вздохнув, мать переводит внимание на меня.
– Давай потом, – сглотнув, кошусь на Ариэля, – Лучше расскажите, что у вас… Вы вместе или..?
– Эмиль,– шикает мать, снова жутко краснея.
– Риточка, все в порядке! Парень же за тебя переживает, и имеет право знать кто я и что я. Я правильно понимаю, молодой человек?
– Правильно, – коротко киваю.
– Ну так не переживайте, намерения у меня самые честные. Сам я давно вдовец, есть дочь, уже взрослая, двадцать четыре года. Одинок…И порядком от этого устал. А ваша мать прекрасная, обворожительная женщина, и я считаю, что мне несказанно повезло ее встретить.
В ответ мне очень хочется спросить, всегда ли он так пафосно разговаривает, но я сдерживаюсь. По крайней мере точно не портовый грузчик. Молча дружно отхлебываем чай, сверля друг друга глазами. Воздух на кухне напряженно звенит.
– Риточка, я наверно пойду, – через минуту сдается Ариэль.
– Да, конечно, я провожу, – подскакивает мать со стула.
Встав, Гадович протягивает мне руку. Тоже встаю, чтобы пожать. Мужик щурится, задирая голову – он мне по плечо.
– Какой вы высокий, молодой человек, – одобрительно цокает, – Маргарита говорила, что вы играете в баскетбол?
– Да у меня и папа немаленький, – заверяю его, криво улыбнувшись.
Ариэль поджимает губы в тонкую линию.
– Что ж, возможно когда-нибудь я убежусь в этом лично.
– Возможно, – копирую его тон.
– До свидания. Рад был познакомиться.
– И я.
Наконец Ариэль в сопровождении матери покидает кухню. Жарко шепчутся о чем-то в коридоре. Потом слышу, как целуются… Это царапает раздражением, но я слишком вымотан и устал, чтобы должным образом на это реагировать. Да вообще на самом деле плевать…
Хоть у кого-то личная жизнь налаживается. Не то, что у меня.
У меня вот по ощущениям теперь не будет никогда этой личной жизни. Малек меня не простит. А я не хочу никого и ничего, кроме нее.
Хлопает входная дверь. Мама возвращается на кухню. Потуже запахнув шелковый халат, присаживается на соседний стул.
– Ну, сынок, рассказывай что у тебя произошло.
50. Эмиль
– Ну, сынок, рассказывай что у тебя произошло, – предлагает мама, пододвигая к себе кружку с чаем.
И этот, казалось бы, элементарный вопрос будто стул из-под меня выбивает. Мгновенно впадаю в ступор, смотря в мамины внимательные глаза и судорожно пытаясь сообразить, как именно все это преподнести.
Как вообще можно такое рассказывать, глядя в глаза собственной матери? В те глаза, в которых ты всегда самый лучший, самый умный, самый достойный…
И хочется смалодушничать и соврать, чтобы так и оставалось. Или хотя бы приукрасить, чтобы не ощущать себя полным дерьмом. Но в тоже время потребность все выложить вдруг настолько мощная, что я начинаю понимать, почему в религии придумали исповедь.
Да… Выложить. Только как? Я открываю рот, а слова не идут. Хмурюсь, сжимая пальцами край столешницы.
– Даже не знаю с чего начать…– в итоге хриплю.
– Как-то постарайся, а то уже пугаешь, – хмурится мама, – Все живы хоть?
– Ну как сказать…– издаю нервный смешок, – Викторию отвезли в больницу в прединсультном состоянии, сейчас в палате интенсивной терапии… Но вроде все живы, да.
У мамы вытягивается лицо, чашка в её руках с громким стуком опускается на стол.
– Из-за тебя? Ты с ней поругался