Марат садится рядом, его колено ненароком касается моего. Это прикосновение приносит неожиданное успокоение. Я чувствую тепло его присутствия и на мгновение расслабляюсь.
— Так, Дарья, — вдруг начинает Саттар Ахметович, откинувшись на спинку своего стула, — расскажи, откуда ты родом?
Я на мгновение теряюсь, но затем стараюсь ответить как можно спокойнее, подавляя внутренний страх.
— Из небольшого города. Училась и работала в Москве последние несколько лет.
Его взгляд становится жестче. В глазах появляется что-то похожее на подозрительность.
— И чем же занимаешься? — вопрос звучит, как выстрел, но мне бояться нечего.
— Работала в аналитическом отделе. Занималась финансовыми отчетами.
Я замечаю, как он слегка хмурится. Его глаза мельком пересекаются с глазами Марата, и между ними словно проходит молчаливая беседа. Марат спокойно кладет свою руку на мою под столом. Его пальцы легко сжимают мои, давая понять, что я не одна. Я цепляюсь за это прикосновение, как за спасательный круг.
— Интересно, — произносит отец Марата, сдерживая усмешку.
Ольга Сергеевна мягко прерывает его вопросы, добавляя дружелюбный комментарий о погоде и предстоящих праздниках.
— В нашем зимнем саду в этом году удивительно рано зацвели розы, — говорит она с улыбкой. — Возможно, ты захочешь посмотреть сад утром, Дарья?
— Я бы с удовольствием, — отвечаю, стараясь казаться доброжелательной.
Ее поддержка помогает, но атмосфера остается напряженной. Отец Марата продолжает задавать вопросы, каждый из которых звучит как проверка. Я отвечаю осторожно, следя за каждым словом. Марат пару раз вклинивается и отвечает сам. Но допрос от этого не прекращается.
После ужина отец вызывает Марата для приватного разговора в кабинет. Их взгляды пересекаются, и Марат кивает, как будто понимает, что спорить бесполезно.
— Я скоро вернусь, — тихо говорит он мне и поднимается.
Когда они уходят, я остаюсь в комнате с Ольгой Сергеевной. Она внимательно смотрит на меня, ее глаза полны сочувствия.
— Тебе не нужно бояться моего мужа, — произносит она, наливая нам чай. — Он просто слишком привык все контролировать.
Я усмехаюсь и слегка пожимаю плечами.
— Я понимаю. Но все это.... — я жестом обвожу комнату, — немного... пугает.
Её улыбка становится мягче. Она садится рядом со мной и протягивает чашку чая.
— Привыкаешь со временем. Но Марат... он не такой, как его отец. Не дай ему отгородиться от тебя.
Ее слова застревают у меня в голове. Я стараюсь переварить их, но беспокойство о том, что происходит в соседней комнате, не дает мне покоя. Какие тайны скрывает эта семья и какое место в них занимает Марат?
Из глубины дома доносится грубых крик Марата:
— Я не собираюсь в этом участвовать!
Звук эхом разносится по коридорам. Я вскакиваю, едва не проливая чай.
Через минуту Марат возвращается в гостиную. Его лицо напряжено, челюсти сжаты. Он подходит ко мне и говорит коротко, но твердо:
— Мы уезжаем. Немедленно.
Я молча киваю, ощущая нарастающую тревогу. Мы проходим мимо Ольги Сергеевны, которая пытается поймать взгляд сына, но он не останавливается. Кажется, что стены этого дома сдавливают нас своим холодом и безмолвием, словно не хотят отпускать.
Глава 27 Марат
Кабинет отца всегда выглядел как зал суда. Массивный стол из темного дерева, полки с книгами, которые, кажется, никто никогда не открывал. Свет приглушенный, но достаточно яркий, чтобы ощущать себя под прожектором. Воздух здесь пронизан властью и контролем, как будто каждый сантиметр пропитан его непоколебимым авторитетом. Отец сидит в своем кожаном кресле, расслабленно оперевшись на спинку, но его взгляд остается холодным и жестким. Вся его поза говорит о том, что он здесь главный, и я должен это принять.
Я не собираюсь спорить. В сущности, мне все равно.
— Садись, Марат, — наконец произносит он. Его голос звучит спокойно, как у человека, который знает все ответы наперед.
— Мне удобнее так.
Он поджимает губы, но не настаивает. Несколько секунд в комнате висит напряженная тишина. Я чувствую, как внутри меня медленно разгорается огонь. Ещё слово, и этот огонь прорвется наружу.
— Ты, должно быть, понимаешь, почему я хотел поговорить с тобой, — начинает ровно, словно ведёт лекцию. Нарочно выбивает из равновесия. — Мы семья. А семья всегда должна быть на одной волне. У каждого из нас есть свои обязанности.
Я молчу, скрестив руки на груди. Внутри накапливается гнев, но я держу его под контролем.
— Я долго закрывал глаза на твои выходки. Работу в уголовном розыске, твое постоянное пренебрежение нашими традициями. Но теперь ситуация изменилась. Ты втянулся в дело, которое может принести нам большие неприятности.
Я напрягаюсь, понимая, что он скоро перейдет к сути.
— Я говорю о той девушке, — его голос становится более жестким. Каждое слово обжигает. — Дарья. Это проблема, которую нужно решить. Быстро и без лишнего шума.
Во мне словно что-то взрывается. Ещё мгновение, и я потеряю остатки терпения. Но нет, удается удержать эмоции в узде. Я слишком долго учился самоконтролю, чтобы сдаться так быстро.
— Нет. Я не собираюсь ничего с ней делать, — спокойно отвечаю я. — Она останется под моей защитой.
Глаза отца опасно сужаются. Он стучит пальцами по столу, создавая ритм, который отзывается гулом в моей голове. Этот звук словно пытается пробить мою броню.
— Ты даже не понял, в какую грязь влез, — говорит он резче. — Это не только твое дело. Ты потянул за ниточку, и сейчас весь клубок может расползтись по самым высоким кабинетам. Ты думаешь, кто-то позволит тебе довести это до конца?
Внутри меня уже пылает ад, но внешне я всё ещё спокоен и невозмутим.
— Я делаю свою работу, отец, — констатирую я, не отводя взгляда. — Не больше и не меньше.
Он усмехается, но в этой усмешке больше презрения, чем веселья.
— Работу? — меня едва не сносит ледяной волной. — Работу в структуре, которая прогнила до самого дна? Ты серьёзно считаешь, что сможешь что-то изменить? Ты — просто пешка, которую заткнут или уберут. Если ты сейчас не уступишь, всем будет плохо. И тебе в первую очередь.
Слова, как ядовитые иглы, проникают глубоко, но я не поддаюсь. Я не боюсь. Мне в какой-то мере даже все равно.
— Найди себе другую подстилку, — бросает отец с презрением. Эти слова звучат как вызов, и огонь внутри меня окончательно