Она выдержала паузу, наслаждаясь эффектом.
– Это точно, - буркнула я и поняла, что свекровь услышала. Мои руки задрожали и я
почувствовала, как земля уходит из-под моих ног.
– У тебя есть сутки. Решай сама: добровольное возвращение с надеждой на пощаду или охота, которая ничем хорошим для тебя не закончится. Олесь, и подумай о детях. Обоих.
Не дожидаясь ответа, она развернулась и пошла прочь, катя перед собой тележку с гордым, неприступным видом. Она даже не попрощалась с Тоней.
Я стояла, вжавшись в стеллаж с соком, и не могла пошевелиться. Холодный пот струился по спине. Ее слова не были пустой угрозой. Она ненавидела меня всегда, считая недостойной своего блестящего сына. И теперь у нее был идеальный повод окончательно уничтожить меня в его глазах.
– Он – плоть от плоти моей.
Эта фраза звучала в ушах, как погребальный звон.
Она не просто выдаст меня. Она преподнесет меня Макару на блюде, предварительно облив грязью и ядом, чтобы разжечь его ярость до немыслимых пределов.
У меня были сутки.
Я схватила Тоню на руки, бросила корзину с продуктами и почти бегом помчалась к выходу. Мне нужно было звонить Егору. Но я знала, что даже он не сможет защитить нас от этого. От материнской ярости Татьяны Антоновны.
– Ну и что мне делать? - шептала я себе под нос, пока бежала с дочерью по тротуару, совершенно не видя и не слыша ничего вокруг.
Глава 47.
Я бежала, не разбирая дороги, сжимая Тоню так, что она начала хныкать. Слезы застилали глаза, и я едва не угодила под колеса проезжающей иномарки. Резкий сигнал и матерная брань водителя вернули меня в реальность.
Я остановилась, прислонилась к холодной стене какого-то гаража и, тяжело дыша, попыталась осмыслить безвыходность своего положения.
«Он – плоть от плоти моей».
Слова свекрови бились в висках, как набат. Она не блефовала. Она скульптор, который вылепил Макара таким, какой он есть – холодным, расчетливым, беспощадным к слабости. И она знала все рычаги, чтобы привести в действие самый страшный его гнев.
Я представила, как она звонит ему. Ее спокойный, ядовитый голос:
– Сынок, я видела твою Олесю. В каком-то дешевом гипермаркете, в лохмотьях, с испуганной Тоней. Она пряталась, Макар. Пряталась от тебя. А еще она выглядела жалко и униженно. И кто-то ей явно помогает…
Этого было бы достаточно. Этой картинки, этого яда. Его мать умела подать информацию так, чтобы добить наверняка.
Я посмотрела на Тоню.
На ее большие, испуганные глаза. На ее пальчики, вцепившиеся в мой свитер. Потом я положила руку на еще незаметный живот. Внутри меня билось два сердца. Жизнь моего нерожденного сына или дочери зависели от моего решения сейчас.
Бежать?
Но... Куда?
Свекровь уже знала, что мы в городе.
Макар сузит кольцо до размеров этого района. Егор и его мать рисковали всем. И даже их помощь могла оказаться бесполезной против спланированной мести моей свекрови.
Вернуться?
Добровольно войти в клетку? Положить себя на милость человека, которого я предала самым страшным для него образом – публичным побегом. Положить на милость его матери, которая меня ненавидела.
Но в возвращении был единственный, призрачный шанс. Шанс на контролируемое уничтожение. Если я вернусь сама, я смогу попытаться управлять ситуацией. Смогу сыграть на его чувствах, на его ревности, на его желании обладать. Я знала его слабые места. Я могла притвориться сломленной, раскаивающейся. Могла умолять о прощении ради детей.
Это была авантюра.
Безумная и опасная. Но охота, которую начнет Макар после разговора с матерью, не оставляла бы никаких шансов вообще.
Решение созрело внезапно, холодное и тяжелое, как камень на дне реки.
Я вытащила из кармана тот самый, купленный с рук телефон. Рука дрожала. Я нашла в контактах единственный номер, который знала наизусть, кроме номера отчима. Номер Макара.
Я сделала глубокий вдох, пытаясь заглушить панику, и набрала его.
Он снял трубку после первого же гудка. Видимо, ждал. Всегда ждал.
– Алло? – его голос был напряженным, хриплым от бессонных ночей. В нем не было вопроса, было лишь ожидание.
– Макар, это я, – мой голос прозвучал тихо и сдавленно, но я вложила в него всю ту боль и отчаяние, которые чувствовала. – Я… я хочу вернуться.
В трубке повисла мертвая тишина. Я слышала только его ровное дыхание.
– Где ты? – наконец произнес он. В его голосе не было ни радости, ни гнева. Только лёд.
– Я… я одна. В городе. Я могу быть дома через час. – Я не могла выдать район, не могла рисковать, что он примчится сюда и увидит меня с Егоором или его матерью.
– Почему? – его вопрос прозвучал как удар хлыста. – Что случилось? Кончились деньги? Твой любовник тебя бросил?
В его голосе зазвучала знакомая, едкая ядовитая нотка.
Он уже выстраивал версию, и эта версия была ему приятна – я не сильная и независимая, а жалкая и брошенная.
– Нет любовника, Макар, – я сделала свой голос слабым и усталым. – Я просто… я не могу больше. Я боюсь. Я скучаю по дому. По тебе. Я поняла, что совершила ужасную ошибку.
Я позволила себе расплакаться. Тихо, почти неслышно. Искренние слезы стресса и страха текли по моим щекам, и он слышал их.
Он снова помолчал, переваривая.
– Час, – наконец отрезал он. – Ровно через час я жду тебя у ворот. Одна. С дочерью. Если тебя не будет… Олесь, тебе не стоит даже думать, что будет, если тебя не будет.
Он положил трубку, не попрощавшись.
Я опустила телефон и закрыла глаза.
Первая часть плана сработала. Он купился на образ раскаявшейся, запуганной беглянки.
Теперь нужно было сделать самое сложное. Объяснить все Егору.
Я медленно побрела назад, к дому Валентины Сергеевны.
Каждый шаг давался с огромным трудом. Я звонила в дверь, чувствуя себя предательницей.
Дверь открыла Валентина Сергеевна. Увидев мое заплаканное лицо, она сразу всё поняла.
– Родная, что случилось? Входи скорей!
Я вошла, поставила Тоню на пол, и она тут же побежала к своим игрушкам. Из гостиной вышел Егор, его лицо вытянулось от беспокойства.
– Олеся? Что-то случилось?
– Мне нужно вернуться, – выдохнула я, не в силах смотреть ему в глаза. – Я встретила в