Мне было совершенно непонятно, что ее держит здесь? Сестры выросли, мать еще на ногах. А она молчит и терпит, выполняет все старухины поручения.
– Бежим со мной? – снова спросил я.
Снова загадочная грусть промелькнула в ее взгляде. Паулина отрицательно покачала головой, взяла мою руку и прижала ее к своей груди. Ее алые губы обожгли меня холодом. Странное ощущение – с ней всегда было одновременно тепло и холодно.
– Пойдем, я покажу тебе кое-что, – сказала она, – после этого ты не захочешь спасать меня.
Она потянула меня за собой, мы вошли в кладбищенские ворота и пошли вперед узкими тропами между могил. Паулина поворачивала то вправо, то влево, точно зная куда идти. По моей спине бежали мурашки, но я шел за ней без страха, уверенный в том, что мои чувства так сильны, что даже мертвец, восставший прямо сейчас из своей могилы, не сможет их разрушить.
Мы шли еще какое-то время, как вдруг Паулина резко остановилась. Кинув на меня быстрый взгляд, она отвернулась и проговорила, махнув рукой в сторону одного из каменных надгробий:
– Смотри.
Я медленно повернулся к покосившейся могильной плите, потом подошел к ней еще ближе и ощутил, как мороз сковал мое тело. На памятнике висело фото девушки, как две капли воды похожей на Паулину: темные волосы, правильные черты лица, темные глаза. Только алой помады на губах не было, и в глазах было больше жизни. Кто это? Ее сестра? Двойник?
Я с тревогой взглянул на Паулину, стоящую позади меня, она по-прежнему смотрела в сторону, длинные волосы закрывали ее лицо. Повернувшись к надгробию я дрожащими губами проговорил вслух выгравированные даты жизни и смерти девушки, ее имя и фамилию. Это не сестра и не двойник. Это была могила самой Паулины. Моей возлюбленной не существует, она умерла много лет назад…
– Что за чертовщина? Что все это значит? – закричал я, и мой голос эхом разнесся по кладбищу.
Где-то рядом из кустов вспорхнули и тревожно закричали напуганные птицы. Паулина ничего не ответила мне. Я затрясся всем телом, подошел к ней, схватил за плечи и развернул к себе. Дикий вопль вырвался из моей груди: вместо красивого лица я увидел череп с пустыми глазницами, ввалившиеся щеки, нос и безобразно оголившиеся зубы.
Оттолкнув покойницу от себя, я в следующую секунду увидел, что это был всего лишь мираж, видение – Паулина сидела на земле и вытирала слезы, катившиеся из темных глаз по бледным, бархатистым щекам. Я подошел к ней и, извинившись, помог подняться.
– Не извиняйся, ты только что увидел меня настоящую, – сказала она шепотом, – теперь ты знаешь, что я не человек. А ведьма Агнесса на самом деле мне не мать. Каждую из нас она подняла из могилы лишь для того, чтобы мы стали ее верными рабынями.
Мое лицо все сильнее и сильнее вытягивалось от изумления, когда я слушал то, что говорит Паулина. В моей голове не укладывались ее слова. Жизнь за последние дни столкнула меня с невозможным. Но, оказывается, это было лишь начало того безумия, в эпицентре которого я оказался.
Я сел на могильный холм и обхватил руками голову. Виски выламывало от боли, казалось, череп сейчас взорвется от того, что происходит под ним. Какой же это был абсурд: та, что должна лежать сейчас под этой толщей черной земли, стоит передо мной, словно живая, говорит, словно живая, думает, словно живая. Вот только любить меня, словно живая, она никогда не сможет…
– Теперь ты знаешь, что все наши чувства – не настоящие, – тихо проговорила Паулина, как будто прочитав мои мысли, – а значит, не стоит ради меня рисковать своей жизнью. Уезжай отсюда – так далеко, как только сможешь.
– Почему ты так беспокоишься обо мне, ты же не можешь чувствовать? – воскликнул я.
Паулина пожала плечами и грустно вздохнула.
– Может быть, если ты исчезнешь, она скорее отпустит нас… Я устала, Вадим. Я очень устала. Я хочу спокойствия и темноты, которые она у меня отняла.
Из темных глаз Паулины потекли слезы – прозрачные крупные капли. Я не мог поверить, что все это ненастоящее. Я подошел к ней, поцеловал мокрые щеки и прижал к себе. Взгляд мой снова упал на памятник, на котором было написано то, что моей возлюбленной уже давно нет в живых. Но я сейчас не хотел думать об этом.
Я закрыл глаза и зарылся лицом в ее волосы, которые по-прежнему хранили аромат дорогого парфюма. Это был запах жизни, а не смерти. Этот запах, несмотря ни на что, дарил мне призрачную надежду на счастье.
В этот момент над кладбищем раздался страшный раскат грома. Мы оба с Паулиной вздрогнули.
– Это она! Ведьма Агнесса!
Паулина резко отпрянула от меня и бросилась бежать со всех ног к выходу. Я медленно побрел следом за ней. Казалось, за последние полчаса из меня выжали все эмоции и чувства. Хотелось доползти до своей кровати, лечь пластом и провалиться в глубокий сон.
И когда в разрывающемся от молний небе я увидел очертание лица старой ведьмы, которая разевала огромный, черный рот, как будто намеревалась проглотить меня целиком, я вытянул вперед руку и показал ей средний палец.
Очень часто в моменты, когда мозг от изобилия эмоций отказывается мыслить логически, и в голове крутится лишь один вопрос – "что же делать?", решение вдруг возникает в голове спонтанно, неожиданно и совершенно чудесно. Я называю эти моменты "долгожданным просветлением".
Именно просветление и случилось со мной той ночью по пути к дому. Потому что утром я встал, умылся, позавтракал и отправился в лес за Ведьминым Цветом, точно зная, что мне нужно сделать, чтобы разобраться со всем этим бредом, в который превратилась моя жизнь…
Часть III
В лесу было на удивление тихо и спокойно. Поначалу я шел бодро и уверенно, без труда преодолевая живописные овраги, заросшие папоротниками, и непроходимые чащи с буреломом и поваленными стволами деревьев. Я даже успевал время от времени фотографировать лесные красоты и спел вслух пару песен Боба Марли.
Родимое пятно на груди по-прежнему ныло и пульсировало. И чем дальше в лес я заходил, тем сильнее я ощущал эту пульсацию. Родинка, поставленная моей матерью Лаурией, в очередной раз предупреждала меня об опасности.
Потом мой пыл поутих, и я снова задумался. Определив цель, я понятия не имел, что меня ждет в глухих