Но мысли были заняты не только предстоящим походом. Эта девушка… ндаа, по хорошему, ее бы не отпускать, стала бы хорошей и верной служанкой… Ежу понятно, чего она хочет. Вот только это не в моих интересах. Не люблю я ее, максимум, что могу предложить — стать моей любовницей, а как поднимусь, взять в слуги. Но при здешних нравах уже на первом этапе можно невзначай судьбу девушке поломать.
С этой мыслью я и провалился в тяжелый, без сновидений сон.
* * *
Рассвет едва успел окрасить небо в нежные, акварельные тона, а мы с Верхотуровым уже стояли на крыльце, готовые к выходу. Аглая, пряча глаза, вынесла нам по краюхе хлеба и по кувшину молока. В воздухе витала утренняя свежесть, зов приключений и робкая надежда, что сегодняшний день пройдет без неприятных сюрпризов.
Надежде, увы, не суждено было сбыться.
Со стороны деревни послышался нарочито громкий, злой лай собак, затем — топот нескольких пар ног и к воротам нашего двора подошла целая процессия.
Впереди, в длинной черной рясе, вышагивал священник. Он сжимал в руке большой медный крест, выставив его перед собой словно боевую секиру. За его спиной шагал мужчина в форме, очевидно, полицейский чин, и двое солдат в высоких киверах, сжимавших наперевес громоздкие фузеи. Лица у всех были суровы и полны мрачной решимости.
— Батюшки! Отец Василий явился! — испуганно ахнула Арина, выглядывая из-за плеча мужа.
— И капитан Зарубин с солдатами… с Кунгурского гарнизона, — убитым голосом произнес Кузьмич.
Рядом со мной Аглая тихонько охнула и, побледнев, торопливо дважды перекрестилась.
— Именем Его Императорского Величества! — войдя во двор без приглашения, зычно крикнул Зарубин. Оглянувшись на крыльцо, он на мгновение смутился при виде богато одетого Верхотурова, но, собравшись с духом, важно развернул смятую бумагу.
— Михаил Молниев, по жалобе почтенного купца Ерофеева и по многочисленным свидетельствам односельчан, ты, подлец, обвиняешься в нападении на работных людей купца, порче имущества и подстрекательстве к бунту! Приказываю следовать за мной в острог!
Солдаты — немолодые усачи — как по команде, направили стволы ружей мне в грудь. За воротами стал собираться народ; некоторые, наиболее любопытные, начали несмело заходить внутрь. Я же приготовился драться, не собираюсь безропотно следовать приказу какого-то служаки, и потянулся к своему источнику Силы.
— Вот, православные! — оглянувшись на зевак, тут же вступил отец Василий, воздев крест. — Свершилось! Закон пришел изловить слугу сатаны, опутавшего лживыми речами души ваши!
Хмыкнув, я приготовился продемонстрировать божьему слуге пару трюков, которые несомненно сильно обогатили бы его знания об устройстве мироздания, но… Но прежде чем я успел хоть что-нибудь сделать, Верхотуров шагнул вперед и встал между мной и стражниками. Во взгляде его, обращенном на капитана, сквозило холодное аристократическое презрение.
— На каком основании вы, любезный, врываетесь на чужой двор и угрожаете оружием человеку, находящемуся под моим покровительством? — голос его был тих, но каждое слово падало, как капля ледяной воды. — Будьте добры, предъявите ваши бумаги!
Зарубин, на миг опешивший от такого отпора, выпятил грудь, пытаясь вернуть себе уверенность.
— Я капитан уездной полиции! — покраснев до корней волос, рявкнул он. — Действую по долгу службы и на основании официальной жалобы от купца второй гильдии Ерофеева! Извольте взглянуть на мой мундир, на эполеты! А вы, сударь, кто таковы будете, чтобы чинить препятствия исполнению закона?
Верхотуров даже не удостоил его взглядом. На губах дворянина появилась холодная, едва заметная усмешка.
— Мой мундир, капитан, остался в Перми. Ибо я здесь не по полицейской, а по особой надобности, — произнес он медленно, чеканя каждое слово. — Я — дворянин Илья Верхотуров. И нахожусь в ваших краях по личному поручению его превосходительства, генерал-губернатора.
Упоминание генерал-губернатора заставило Зарубина побледнеть и как будто бы даже съежиться.
— Этот человек — Михаил, — Верхотуров небрежно кивнул в мою сторону, — оказывает мне содействие в исполнении этого самого поручения. И ежели вы, из-за жалобы какого-то торгаша, посмеете ему помешать… Боюсь, ваш мундир вам не поможет. Последствия для вашей службы будут самыми печальными. Отвечать придется уже не передо мной, а перед канцелярией его превосходительства. Вы этого желаете, капитан?
Упоминание фигуры генерал-губернатора подействовало на Зарубина мгновенно. Он побледнел, потом покраснел, пот выступил у него на лбу. Пробормотав что-то про долг службы, он неловко откозырял двумя пальцами, и, рявкнув на стражников, почти бегом ретировался со двора.
Но отец Василий отступать не собирался. Его уверенный взгляд вперился в Верхотурова.
— Не поддавайтесь чарам его, ваше благородие! Он и вашу душу опутает! Это слуга Антихристов, я чую смрад серы адской, что исходит от него!
И тут произошло самое интересное. Верхотуров, которому вся эта сцена явно наскучила, нашел элегантное и жестокое в своей простоте решение.
— Вы так уверены в этом, отче? — спросил он с легкой иронией. — Прекрасно. Мы как раз направлялись в то самое «проклятое место», где, по вашим словам, этот человек и черпает свою сатанинскую силу. Прошу вас, отправляйтесь с нами. Увидите все своими глазами. Прочтете молитвы, изгоните нечисть, коли она там вправду есть. Либо же воочию убедитесь, что страхи ваши напрасны!
Я же был недоволен предложением Верхотурова. Вести враждебно настроенного священника в аномальную зону — слишком рискованная затея. Не зря про Илью Васильевича писали, что он авантюрист! Но я видел дьявольский блеск в глазах Верхотурова и понимал ход его мыслей. Поп оказался в ловушке. Отказаться — значило признать свое бессилие и трусость перед лицом врага, в существовании которого он так уверен.
Мгновение он колебался, его желваки заходили под кожей.
— Хорошо, — процедил он наконец, сжимая крест так, что побелели костяшки. — Я пойду. И не оставлю благочестивого дворянина на растерзание демонам! Крест — палица моя! Господь — щит мой! Не убоюся зла, ибо он со мною!
На этом и порешили. Втроем — я, дворянин, и священник — мы двинулись в сторону леса, навстречу неизвестности. Сзади на почтительном расстоянии нас сопровождали, наверное, все жители деревни, из-за которых, как я считал, и состоялась эта встреча.
Поход обещал быть крайне занимательным.
Чем глубже мы уходили в лес, тем сильнее менялась сама его суть. Воздух привычно для меня стал плотным, наэлектризованным, он колол щеки