Только теперь я разрешил молнии разрядиться. С резким, оглушительным хлопком, от которого у всех заложило уши, она исчезла. В воздухе остался лишь горьковатый запах грозы.
— Это было первое, — сказал я в мертвой тишине, — и последнее предупреждение. Потом вот такой шарик влетит кому-нибудь в дом. А теперь — разойдись.
Люди, размашисто крестясь и не смея поднять на меня глаз, торопливо толкаясь, начали расходиться. Толпа таяла, как снег на весеннем солнце. Когда на площади остались лишь самые любопытные, я властным окриком остановил Ульяну. Она как раз собиралась юркнуть за спины подруг, но мой голос пригвоздил ее к месту. Девка замерла, испуганно глядя на меня. Вся ее былая дерзость улетучилась, и сейчас передо мной стояла просто напуганная деревенская баба.
— Раз так хочешь служить, — сказал я ей, подойдя вплотную, — будь по-твоему. Ты, я смотрю, девица решительная. Мне это нравится больше, чем глупая затаенная злоба этих куриц, твоих подруг. Приходи завтра утром. Работа для тебя найдется. И принеси с собой свою лучшую иглу. Надо будет кое-что сшить.
Все еще бледная от пережитого ужаса, она ошарашенно смотрела на меня, не веря своим ушам. Но в глубине темных глаз, сперва робко, а затем все увереннее, начал загораться огонек надежды а затем и триумфа. До нее стало доходить, что ее рискованная, безумная ставка сработала. Не став дожидаться ответа, я развернулся и ушел, оставив ее в сгущающихся сумерках, ошеломленную и, судя по вспыхнувшему в глазах огню, безмерно счастливую.
Затем я направился к избе Кузьмича.
Дверь мне открыл сам хозяин, вытирая руки о порты. Несмотря на наши добрые отношения, после моей демонстрации силы даже он выглядел испуганным.
— Кузьмич, — обратился я к нему без предисловий. — Работник нужен. За плату хорошую.
— Что делать-то надобно, Михаил? — спросил он, с уважением кланяясь.
— Колодец на моем дворе выкопать. Семён один не управится, — сам знаешь, дело не быстрое, да и в одиночку такое не делается.
— Так Игната моего возьми! Парень он дюжий, землекоп знатный. Небось доубираем жнивье без него! С оплатой, Михаил Иванович, я чаю, не обидишь?
— Об этом не беспокойся, — кивнул я.
Вернувшись к себе на двор, я прикрыл глаза и выпустил тончайшую нить Силы — щуп, что, проникнув сквозь слой земли, глины и камня, прощупал пространство под ногами. Экспресс-исследование показало, что водоносный слой находится примерно в пяти саженях под землей. И самое лучшее место — холодный, ровный поток, живая, пульсирующая вена подземного ручья — оказалось в углу двора. Идеально!
Не успел я закончить поиск воды, как молчаливый и настороженный Игнат уже вошел на мой двор. Там я подвел его и уже ожидавшего распоряжений Семёна к понравившемуся мне дальнему, заросшему бурьяном углу у самого забора.
— Завтра с утра задача ваша — копать здесь. Копать до тех пор, пока не доберетесь до воды. Инструмент в сарае.
Они недоуменно переглянулись, глядя на, казалось бы, ничем не примечательное место.
— Нам нужна своя вода. Чистая, — пояснил я их очевидную цель.
— Дак, колодец же есть на деревне? — удивился Семен, но, увидев мой строгий взгляд, без возражений поплелся к мастерской — искать инструмент. Вряд ли найдет, так что надо будет ему денег дать, чтобы у сельчан купил.
Конечно, дойти до колодца — не велика трудность. Но, кроме воды прямо у дома, у меня была еще одна скрытая мысль, которой я не видел смысла делиться с работягами.
Все равно не поймут.
* * *
На следующее утро, едва рассвело, а у моих ворот уже стояла Ульяна. Собранная, решительная, будто, собиралась доказать, что вчерашнее ее желание не было сиюминутным порывом.
Я открыл ей калитку.
— Рано ты. Заходи. Иголку взяла?
— Приказали приходить утром, вот я и пришла, — ответила она без тени подобострастия, показывая заколотую у ворота грубую железную иглу.
Войдя в избу, Ульяна первым делом огляделась по сторонам. Ее взгляд, привыкший к заставленным лавками и сундуками, полным людей крестьянским избам, сперва скользнул по пустым стенам, по чистому дощатому полу. И тут она застыла, уставившись в дальний угол.
— Михаил Иванович… господин лекарь, — проговорила она, озадаченно оглядываясь. — А печь-то где? Как же вы… зимовать-то думаете? И чем же мне прикажете заниматься? Я-то думала, у печки буду хлопотать, стряпню готовить…
Я усмехнулся. Для нее, выросшей в мире, где печь была сердцем любого дома — источником тепла, пищи и самой жизни, моя изба была не просто странной. Она была неправильной, нежилой.
— Не волнуйся, Ульяна, — успокоил я ее. — С голоду не умрем, и в холоде сидеть не будем. У меня тут все устроено по-другому. И работа для тебя найдется немедленно. Семён!
Слуга мой, уже закончивший прибираться во дворе и ждавший Игната чтобы начать выкапывать колодец, вошел в избу.
— Снимай-ка рубаху! — приказал я.
Семён, уже ничему не удивляясь, молча повиновался. Я расстелил на столе грубую посконную рубаху Семёна и, взяв кусочек угля, быстрыми, точными движениями начал наносить на ткань сложный, симметричный узор из переплетающихся линий и знаков. Рисунок походил одновременно на диковинную паутину и на морозный узор на стекле.
— Вот, Ульяна, твое первое задание. Ты должна вышить этот узор. В точности по линиям. Стежок к стежку. И главное, — я поднял палец, — узор не должен прерываться. Поняла? Это важно.
— А нитки-то где взять? — удивилась она, рассматривая странный рисунок. Без долгих слов я протянул ей пучок высохшей «измененной травы».
— Отбей, выдели волокна, и спряди.
Она кивнула. В ее темных глазах загорелся азартный огонек. Сообразительная девица быстро поняла, что ее задание — нифига не простое рукоделие. Это, по сути, первое посвящение в тайны моего ремесла.
Пока Семен копал, а Ульяна пряла, я взялся за амулет. Для него я выбрал гладкий, полупрозрачный речной голыш, пролежавший в воде, возможно, сотни лет. Зажав его в ладони, я ногтем, по кроме которого струился ток, начал выплавлять несколько рун по типу тех, что использовал для поиска пугача. Линии должны были быть идеальными, глубина — выверенной до сотой доли дюйма. Разлитая в лесу энергия, проходя через артефакт, должна была менять свой цвет в зависимости от силы излучения и ее