— Из ВАПа? — приподнял брови Рычагов. — А что, идея неплохая.
Рычагов глянул на обоих и покачал головой:
— Валентин Андреевич — дерзай! Делай!
И в ангарах закрутилась суета. В мастерских словно кто-то толкнул маховик. По углам зашуршали ящики, скрипнули домкраты, загремели ключи. Появились два здоровенных цилиндра — ВАПы. Ещё утром они пахли химией и ржавчиной, но уже вечером блестели, оттёртые до блестящего металла. Буров сам проверял каждую заклёпку, менял штуцера, прокладывал новые трубки. Молодые китайцы с азартом вертели дрелью, кто-то кувалдой подравнивал крепления, и в грохоте железа рождалось новое.
Сварка полыхала белыми брызгами, дым резал глаза, а в носу стоял острый запах жжёного флюса. Электрик, матерясь сквозь зубы, протянул кабель, и уже к ночи под крыльями СБ появились разъемы. К ним на струбцинах примеряли цилиндры, пока всё не село плотно, без люфтов.
— Держи тут, — командовал Буров, сам залезая на стремянку и затягивая болты. — Вот теперь как родное.
К утру каждый болт был затянут, каждая трубка пристроена и проверена. Под насосы подвели питание, на пульте пилота появилась пара новых тумблеров — «Подвесные». И когда механики, обливаясь потом, отступили назад, под крыльями СБ гордо висели два новых бака. Чистые, гладкие, с едва заметными сварочными швами — словно с завода.
Лёха подошёл, потрогал ладонью холодный металл и хмыкнул:
— Ну, Валентин Андреевич… алхимик ты, мать твою. Из химии — топливо. Из говна и палок — стратегическая дальность.
Февраль 1938 года. Набережная города Ханькоу .
Асфальт блестел после ночного дождя, лужи тянулись зеркалами. Маша шла быстро, зажав подол платья в ладони, чтобы не испачкаться. Запах жареного кунжута смешивался с сыростью, витрины неторопливо поплывали по бокам.
Из арки бокового прохода к ней метнулся оборванец — серый комок с крючьями пальцев. Рывок за подол — и ткань, звеня, натянулась.
— Отпусти! — вскрикнула Маша, испугавшись за почти новое платье.
Оборванец поднял голову, и её неприятно поразил его вид: пятна на коже, щетина, водянистые глаза. Уродец дыхнул плесенью и прошипел на китайском, почти не разжимая губ:
— Где информация. Тебя предупреждали. Они ждать не будут!
Испуганный холод внутри лопнул яркой вспышкой и обернулся бешеной яростью. Маша резко дёрнула платье, его кисть провернулась, освобождая девушку. Она пнула оборванца что было силы носком ботинка и отскочила к витрине, держась лицом к нему.
— Предупреждали? Козлы! — закричала Маша громко. — Уроды! Я вас не боюсь!
Он дёрнулся, попытался подняться, но нога его подвела, и нападавший зашипел от боли. Маша шагнула подальше в сторону.
Вдалеке на набережной мелькнул белый шлем и кобура — китайский полицейский шёл неторопливо, размеренно, обводя улицу взглядом.
— Лёша разбомбит ваши и Токио, и Нагасаки! Пошёл вон от меня! — выкрикнула Маша и рванула по направлению к полицейскому.
Нищий ощерился, показал мелкие зубы — и исчез в арке тем же серым всплеском, как и выскочил.
— Запомни! — бросила она в пустую арку. — Лёшенька не промахивается!
Дышать стало легко. Пальто на плечах вдруг оказалось чрезвычайно тёплым. Надо бы рассказать Лёхе… И купить новые чулки — эти уже не спасти. Маша, чуть не плача, рассматривала свои ноги. Какая жалость. Мысли её поскакали в новом направлении.
Февраль 1938 года. Департамент разведки японской императорской армии, город Нанкин .
Пару часов спустя телеграфный ключ застучал в углу лавки на базаре Ханькоу. Короткая радиограмма улетела в эфир, и в центре радиосвязи в Нанкине шифровальщики привычно подняли головы и переписали точки и тире в иероглифы. Кто-то хмуро записал их на бланк, другой проверил подпись и, не произнеся ни слова, передал дальше по цепочке. Бумага скользнула из рук в руки, побывала у дежурного офицера, у дежурного начальника отдела и к утру легла на зелёное сукно стола начальника разведки.
Тот читал медленно, словно смакуя каждую строчку. Потом аккуратно отложил лист, откинулся на спинку стула и задумался. Несколько долгих минут комната наполнилась только тиканьем настольных часов и приглушённым шумом за окном. Наконец он поднялся, подошёл к стене с картой, прищурился, отыскал знакомые названия.
Потом он аккуратно развёл ножки циркуля, отмерил точки на карте, и, не торопясь, приложил его к шкале масштаба, считав получившееся расстояние.
— Хм… — выдохнул он, уголком губ тронув улыбку. — Китайские идиоты. Восемьсот километров. Но получается исключительно красиво. И в случае чего мы же предупреждали.
Он вернулся к столу, нажал на кнопку вызова. Через несколько секунд появился адъютант.
— Передайте это сообщение в штаб разведки флота, — сказал начальник тихо, вызвав искреннее удивление у подчинённого самим фактом сотрудничества армии с флотом. Но уже через несколько секунд лицо адъютанта снова ничего не выражало.
Бумага снова пошла по рукам — теперь уже в сторону моря.
В Нанкине радисты армии, недовольно переглянувшись, загнали текст в шифровальную машину. Телеграфный ключ снова застучал, и радиограмма ушла в эфир.
Февраль 1938 года. Департамент разведки японского императорского флота, город Шанхай.
К утру в Шанхае, в штабе флота, дежурные шифровальщики принимали чужой поток сигналов. Сухопутный код был им непривычен и вызывал искреннее раздражение. Бумага с рядами иероглифов снова легла теперь уже на стол офицера связи, и он, хмурясь, понёс её дальше по инстанции.
Через несколько минут донесение оказалось на столе у начальника оперативного отдела штаба флота. Тот пробежал глазами строки, хмыкнул и бросил в сторону:
— Сухопутные идиоты… Тысяча пятьсот километров! Так и отстучите в порт: по данным армии планируется налёт на вашу базу. Можете ещё от нас добавить — инопланетян!
Февраль 1938 года. Аэродром около города Феньхуя, почти у побережья Восточно-Китайского моря.
Ранним утром аэродром Фэнхуя утопал в сыром тумане. Одинокий бомбардировщик с «солнышком» гоминьдана и странным флагом у хвоста — алые серп и молот на белом фоне над синей полосой — медленно выкатившись на полосу, натужно пошёл в разбег. Под крыльями нелепо болтались две длинные, тяжёлые трубы. Моторы взревели в оглушительном вое, колёса застучали по утрамбованному грунту, пыль завихрилась клубами, провожая машину, которая, казалось, упрямо не хотела отрываться от земли. Но вот рывок — и бомбардировщик, тяжело ревя моторами, сорвался и исчез сером зимнем небе.
Глава 18
«Огне…опа…»
Начало марта 1938 года. Восточно-Китайское море, между портами Нагасаки и Шанхай.
Эсминец «Сараюки», спущенный на воду десять лет назад, стараниями командира и