– У нас многослойная система терморегуляции, – ответила Елена. – Внешний слой корпуса может адаптироваться к окружающей температуре, минимизируя тепловой шок. Плюс активное охлаждение для работы рядом с гидротермальными зонами.
Алекс кивнул, проводя рукой по гладкой поверхности субмарины.
– А энергосистема?
– Высокоплотные квантовые батареи, – Ким указал на специальный отсек в средней части аппарата. – Полная зарядка обеспечивает 240 часов работы при стандартном режиме. Плюс резервные источники на основе изотопного распада для критических систем – ещё 72 часа в аварийном режиме.
– Десять дней автономности, – задумчиво произнёс Алекс. – Более чем достаточно для планируемых четырёхдневных погружений.
– Именно, – подтвердила Елена. – Запас в 150 процентов. И это не считая возможности аварийного всплытия с минимальным энергопотреблением.
Они поднялись по специальному трапу к верхнему люку субмарины. Ким открыл его, и они спустились внутрь.
Кабина "Нерея" была тесной, но эргономичной. Три кресла с нейроинтерфейсами располагались полукругом перед панорамным обзорным экраном, имитирующим прямой обзор. Каждое рабочее место было оснащено индивидуальными дисплеями и контрольными панелями.
– Впечатляет, – сказал Алекс, осматривая внутреннее пространство. – Но кажется, здесь внесли изменения в компоновку систем управления?
– Да, – подтвердил Ким. – Мы переработали интерфейс, основываясь на результатах последних симуляций. Теперь первичные системы жизнеобеспечения и навигации дублируются на всех трёх рабочих местах.
Алекс сел в центральное кресло и провёл ладонями по подлокотникам с встроенными сенсорами. Через несколько секунд он нахмурился.
– Что-то не так с тактильной обратной связью. Похоже на задержку в нейросхеме.
Ким выглядел удивлённым.
– Мы проводили полную диагностику вчера, всё было в норме.
– Позволь мне проверить, – Алекс активировал диагностическую панель и быстро прошёлся по параметрам системы. – Вот оно. Микрозадержка в контуре сенсорной обратной связи. 0.07 секунды – почти незаметно, но в критической ситуации может стать проблемой.
Он открыл сервисную панель под креслом и погрузился в изучение схем.
– Здесь неоптимальная конфигурация квантовых переключателей. Они настроены по стандартному протоколу, но для нейроадаптивного интерфейса нужна специальная калибровка.
Елена и Ким переглянулись.
– Ты можешь это исправить? – спросила Елена.
– Конечно, – кивнул Алекс, уже доставая набор инструментов из настенного крепления. – Потребуется перенастройка квантовой решётки и корректировка алгоритма обратной связи. Час работы, не больше.
– Но это не по протоколу, – заметил Ким с беспокойством. – Любые модификации должны сначала пройти симуляцию, потом утверждение техническим комитетом…
Алекс поднял взгляд от открытой панели.
– Ричард, это моя система. Я разработал этот нейроинтерфейс. И поверь, если мы не устраним задержку сейчас, в условиях реального погружения это может привести к ошибкам в управлении. Особенно при быстром маневрировании или экстренных ситуациях.
Елена положила руку на плечо Кима.
– Он прав, Рик. К тому же, Алекс – ведущий специалист в этой области. Если он говорит, что может исправить проблему, я ему верю.
Ким колебался ещё несколько секунд, потом вздохнул:
– Хорошо. Но мы должны задокументировать все изменения и провести полную диагностику после завершения.
– Разумеется, – согласился Алекс, уже погружаясь в работу. – Елена, можешь подать мне молекулярный паяльник? И микроквантовый анализатор из того кейса.
В течение следующего часа Алекс методично перенастраивал нейроинтерфейс, объясняя каждый шаг коллегам. Его руки двигались уверенно и точно, манипулируя микроскопическими компонентами с хирургической точностью. Это была его стихия – место, где он чувствовал себя по-настоящему комфортно. Техника была понятной, логичной, предсказуемой в отличие от людей.
– Готово, – наконец объявил он, закрывая сервисную панель. – Давайте проверим.
Алекс снова сел в кресло и активировал интерфейс. Панели управления засветились, и он провёл быструю последовательность тестов.
– Задержка устранена. Теперь отклик системы составляет 0.003 секунды – практически реальное время. И заодно я оптимизировал энергопотребление контура обратной связи – экономия около 2% при длительной работе.
Ким внимательно изучил показания диагностики на своём планшете и удивлённо поднял брови.
– Впечатляюще. Система действительно работает эффективнее. И что это была за нестандартная схема квантовых переключателей? Я такой конфигурации не встречал.
– Моя разработка, – пояснил Алекс. – Она ещё не вошла в стандартные протоколы. Я использую нелинейные квантовые цепи с динамической самоадаптацией. Это позволяет системе подстраиваться под индивидуальные нейронные паттерны пилота в реальном времени.
– Революционно, – искренне сказала Елена. – Если это работает так, как ты описываешь, такие интерфейсы могут найти применение далеко за пределами подводных исследований.
– Уже находят, – кивнул Алекс. – Прототипы тестируются в медицинских нейропротезах. Но здесь, в условиях инопланетного океана, под давлением и в полной изоляции, это будет настоящая проверка технологии.
Он обвёл взглядом кабину субмарины, задерживаясь на каждой детали, каждой системе. Пройдёт всего три недели, и этот аппарат погрузится в неизведанные воды, скрытые под ледяной корой далёкой луны. А он будет здесь, управляя этой удивительной машиной, исследуя то, что никто никогда раньше не видел.
– Ну что, – сказал он, поворачиваясь к коллегам, – кто голоден? Я не ел ничего, кроме синтетического белка, последние шесть месяцев. Надеюсь, ваша столовая предлагает что-то получше?
– О, ты будешь приятно удивлён, – улыбнулась Елена. – Наш шеф-повар творит чудеса с гидропонными овощами. И у нас даже есть настоящий кофе. Правда, его выдают по строгому рациону.
– Тогда вперёд, – Алекс поднялся с кресла. – А после обеда я хотел бы ознакомиться с полными техническими спецификациями системы погружения и ледяного шлюза. И, конечно, с данными предварительного зондирования океана.
Покидая док субмарины, Алекс ещё раз обернулся, чтобы взглянуть на "Нерей". Это была не просто машина – это был ключ к тайнам, скрытым под ледяной корой Энцелада. И через три недели этот ключ откроет дверь в неизведанное.
Столовая базы "Мидгард" представляла собой уютное помещение с круглыми столами и панорамными экранами на стенах, транслирующими виды Земли и других планет Солнечной системы. Сейчас на главном экране показывали закат в Гранд-Каньоне – психологическая поддержка для экипажа, находящегося в миллиарде километров от дома.
За обедом Алекс познакомился с остальными членами команды базы. Помимо Хироши, Елены и Ричарда, здесь работали ещё девять специалистов: геологи, инженеры систем жизнеобеспечения, врач, астрофизик, специалист по коммуникациям и два техника. Разношёрстная группа профессионалов, объединённых общей миссией.
– А где доктор Новак? – спросил Алекс, заметив отсутствие ведущего геолога, с которой он общался по квантовой связи ещё во время подготовки миссии.
– Сара в экспедиции, – ответил Хироши. – Исследует северный регион, где обнаружили аномальные тепловые сигнатуры. Возможно, ещё один район геотермальной активности. Вернётся через три дня.
– Как раз к началу финальных приготовлений погружения, – добавила Елена. – Она хотела проверить свою теорию о структуре ледяной коры до того, как мы начнём спуск.
Алекс кивнул, пробуя местное блюдо – что-то среднее между рагу и запеканкой, с насыщенным вкусом