Лицо Чжао стало серьёзным.
– Ты знаешь, почему мы торопимся. Сигналы с Авалона. Человеческая колония, о которой мы ничего не знали. Это меняет всё, Лоренцо. И не только для науки.
– Для геополитики, – кивнул Васкес. – Кто первым доберётся до Авалона, тот получит доступ к их технологиям.
– Именно. Земной Альянс и Европейский Консорциум наверняка уже планируют собственные миссии. Мы должны быть первыми. Как нейтральная сторона.
– ОПН никогда не была по-настоящему нейтральной, адмирал, – заметил Васкес. – У всех есть свои интересы.
Чжао вздохнул.
– И поэтому нам нужен ты, Лоренцо. Ты никогда не был политическим игроком. Ты делаешь то, что считаешь правильным, даже если это противоречит приказам. Как на Фобосе.
Васкес напрягся. Фобос. Самая тёмная и одновременно самая яркая страница его карьеры.
– Я делал свою работу, – сухо ответил он.
– И спас четыре тысячи гражданских, нарушив прямой приказ. Я до сих пор считаю, что ты заслужил медаль, а не трибунал.
– История рассудила иначе.
– История ещё не закончена, Лоренцо. Эта миссия – твой шанс изменить её ход. Для себя и для человечества.
Васкес помолчал, затем кивнул.
– Когда я получу досье на экипаж?
– Уже отправлено. Полный состав, личные дела, психологические профили. Ознакомься внимательно. Некоторые из твоих людей… скажем так, имеют сложное прошлое.
– Как и я сам.
– Именно. Ты поймёшь их мотивацию лучше, чем кто-либо. Сбор на станции «Гагарин» через три дня. Удачи, капитан Васкес.
– Спасибо, адмирал.
Когда изображение Чжао исчезло, Васкес активировал защищённый канал доступа к файлам экипажа. Голографический экран заполнился личными делами – двадцать шесть человек основного состава. Но его внимание привлекли пять ключевых позиций, помеченных красным.
Доктор Амина Хан, главный астробиолог. 39 лет.
Васкес открыл её досье. Уроженка юпитерианских колоний, никогда не жила на Земле до поступления в университет. Блестящая карьера, множество научных публикаций… и тёмное пятно: участие в проекте терраформирования Марса, закончившемся экологической катастрофой. Интересно. Она была одной из немногих учёных, выступивших против продолжения проекта после первых признаков нестабильности. Её проигнорировали. Васкес понимал, каково это – быть правым, но не услышанным.
Кай Левин, специалист по искусственному интеллекту. 35 лет.
Вундеркинд, создатель нейросети «Афина», которая будет управлять системами «Персефоны». Социально неадаптивный, предпочитает работать в изоляции. Был под следствием за предполагаемое создание самосознающего ИИ, но обвинения были сняты за недостатком доказательств. После кризиса искусственного интеллекта 2180-х годов это серьёзное обвинение. Почему его допустили к такой важной миссии?
Дмитрий Волков, дипломат и лингвист. 42 года.
Досье Волкова было неожиданно скудным. Обучался в Московском дипломатическом корпусе, работал в различных миссиях ОПН по всей Солнечной системе. Специализация на кризисной дипломатии и первых контактах с изолированными колониями. Говорит на двенадцати языках. Но чего-то явно не хватало. Слишком гладкая биография, без единого пятнышка.
Сантьяго Рейес, специалист по безопасности. 45 лет.
А вот это было интересно. Официально Рейес был специалистом по безопасности с опытом работы в частных корпорациях и миссиях ОПН. Но между строк Васкес читал другую историю. Слишком много засекреченных операций. Слишком много «специальных заданий». Рейес был оперативником разведки, замаскированным под офицера безопасности. Вопрос – чью разведку он представлял?
И наконец, сам Лоренцо Васкес, капитан. 51 год.
Его собственное досье было открыто для всех членов экипажа. Васкес усмехнулся, просматривая его. Блестящее начало карьеры, быстрое продвижение по службе, затем Марсианский конфликт, инцидент на Фобосе, трибунал, понижение в звании, медленное восстановление репутации… и теперь это назначение, которое могло либо окончательно реабилитировать его, либо поставить точку в карьере.
Но была одна деталь, которая отсутствовала в официальном досье. Деталь, которую знали только личный врач Васкеса и адмирал Чжао.
Капитан потёр левую руку, ощущая под кожей едва заметное онемение – первый симптом нейродегенеративного заболевания, диагностированного шесть месяцев назад. Болезнь Такаши, редкое последствие длительного пребывания в условиях измененной гравитации. Прогрессирующая, неизлечимая. Через три-четыре года он будет прикован к инвалидному креслу. Через пять-шесть – полностью парализован.
Может, поэтому он и согласился на эту миссию. Последний шанс сделать что-то значимое, прежде чем болезнь заберёт всё.
Орбитальная станция «Гагарин» впечатляла даже таких космических волков, как Васкес. Гигантское кольцо диаметром в полтора километра медленно вращалось вокруг своей оси, создавая искусственную гравитацию в жилых секторах. В центре кольца, в зоне невесомости, располагались научные лаборатории и стыковочные узлы для кораблей.
Шаттл Васкеса приближался к станции, и капитан наблюдал за ней через иллюминатор. Сколько раз он бывал здесь? Десятки? И каждый раз ощущал трепет перед этим величественным сооружением – символом человеческих амбиций и инженерного гения.
Но сегодня его взгляд был прикован к другому объекту. В одном из стыковочных доков висел корабль, сверкающий в лучах далёкого Солнца. «Персефона» – 198 метров отполированного металла и композитных материалов, самый передовой межзвёздный корабль в истории человечества.
– Впечатляет, не правда ли? – раздался голос пилота шаттла. – Говорят, она может достигать десяти процентов скорости света в режиме искривления.
– Если верить спецификациям, – ответил Васкес, не отрывая взгляда от корабля. – Хотя никто ещё не тестировал двигатель Алькубьерре-Сяо на таких дистанциях.
– Что ж, вам выпала честь быть первыми, капитан.
– Или несчастье, – пробормотал Васкес себе под нос.
Шаттл мягко пристыковался к станции, и Васкес, подхватив свою компактную сумку, направился к шлюзу. Его встречал лично командующий станцией, адмирал Сунг.
– Капитан Васкес, добро пожаловать на «Гагарин», – Сунг, невысокий кореец с военной выправкой, крепко пожал ему руку. – Ваш экипаж почти в полном составе. Не терпится начать работу с легендой.
– Хватит этого, Джин, – поморщился Васкес. – Я не легенда, а старый солдат с сомнительной репутацией.
Сунг усмехнулся.
– Всё зависит от того, кого спросить. Для многих из нас Фобос был актом героизма, а не неподчинения.
– Расскажи это трибуналу, – Васкес перевёл разговор. – Где разместили моих людей?
– Ключевой персонал – в секторе А, остальные – в B и C. У тебя личные апартаменты в командном модуле. Хочешь отдохнуть с дороги или сразу к работе?
– Когда у меня была возможность отдыхать? – Васкес слабо улыбнулся. – Проводи меня к ним. Хочу лично познакомиться с каждым.
Станция гудела от активности. Техники, учёные, военные – все были заняты подготовкой исторической миссии. Васкес шёл по широким коридорам, отмечая повышенные меры безопасности. У каждого входа в секцию, связанную с проектом «Персефона», стояли вооружённые охранники, а камеры наблюдения фиксировали каждое движение.
– Избыточная безопасность, не находишь? – заметил он, обращаясь к Сунгу.
– Приказ сверху. Информация о колонии Авалон классифицирована как высший уровень секретности. Даже большинство персонала