Она активировала рабочую станцию и начала просматривать доступные данные проекта. Информации было много, но Елена быстро заметила, что некоторые области были заблокированы – особенно те, что касались долгосрочных эффектов и неврологических аспектов.
Несмотря на усталость, она методично изучала доступные материалы, делая заметки. Технология была еще более впечатляющей, чем она думала изначально. Квантово-биологический катализатор представлял собой наночастицы с уникальной структурой, способной генерировать микроскопические квантовые поля. Эти поля создавали локальные искажения пространства-времени на клеточном уровне, ускоряя биохимические процессы без нарушения их последовательности и взаимосвязи.
Но были и тревожные аспекты. В отчетах о ранних экспериментах на приматах упоминались "нестандартные нейронные паттерны" и "аномальные поведенческие реакции". Подробностей не было – эти разделы были заблокированы.
Через час Елена почувствовала, что больше не может сосредоточиться. Она выключила станцию и легла на кровать, не раздеваясь. Сон пришел мгновенно, но это был не обычный сон.
Елена оказалась в странном пространстве, которое постоянно менялось – комнаты перетекали одна в другую, пейзажи сменялись без логики или последовательности. И везде было ощущение присутствия, как будто кто-то наблюдал за ней, следовал за ней, пытался что-то сказать.
В какой-то момент она оказалась в комнате с белыми стенами, где стояла детская кроватка. Елена подошла к ней, заглянула внутрь и увидела не младенца, а пульсирующий свет, который каким-то образом был живым, сознающим.
Свет пульсировал в определенном ритме, и Елена вдруг поняла, что это форма коммуникации. Она не могла расшифровать сообщение, но чувствовала его важность, его неотложность.
Затем сцена изменилась, и Елена оказалась в лаборатории института. Она видела себя, лежащую на медицинском столе, окруженную учеными. Но было что-то неправильное в их действиях, что-то зловещее. Они не просто наблюдали и измеряли – они вмешивались, изменяли, контролировали.
Елена проснулась резко, с гулко бьющимся сердцем. В комнате было темно, только индикаторы медицинского оборудования тихо мерцали. Она села в кровати, пытаясь успокоить дыхание.
Это был просто сон, убеждала она себя. Побочный эффект квантового поля на нейронную активность, как и предупреждал Ларин. Ничего сверхъестественного, просто подсознание обрабатывает новый опыт через метафоры и символы.
И всё же, вспоминая слова Баранова, Елена достала свой личный планшет и начала записывать всё, что помнила из сна, со всеми деталями. Затем она сделала заметки о своих физических и эмоциональных ощущениях после процедуры.
Закончив, она снова легла, но сон не приходил. Елена лежала в темноте, прислушиваясь к тишине института и к странным, новым ощущениям внутри себя. Что-то изменилось, что-то фундаментальное. И где-то глубоко внутри неё, в крошечном скоплении клеток, которое с немыслимой скоростью превращалось в человеческое существо, происходило нечто, выходящее за пределы её понимания.
Утром доктор Петрова пришла для первого контрольного обследования. Елена сидела в кресле, бледная, с темными кругами под глазами.
– Вы плохо спали? – спросила Петрова с беспокойством.
– Странные сны, – ответила Елена. – Это нормально?
– Да, многие участники сообщают о необычных сновидениях в первые дни после инициации протокола. Это связано с влиянием квантового поля на нейронную активность.
Петрова провела стандартное обследование – измерила жизненные показатели, взяла кровь для анализа, провела УЗИ.
– Невероятно, – сказала она, глядя на экран. – Эмбрион развивается с ускорением 73% от нормы. Это значительно выше наших прогнозов.
Елена смотрела на изображение. То, что вчера было едва различимым скоплением клеток, сегодня имело четкую структуру с формирующимися основными органами.
– Это… безопасно? Такое быстрое развитие?
– По всем показателям развитие происходит гармонично, без патологий, – ответила Петрова. – Мы не просто ускоряем время, мы создаем оптимальные условия для каждого этапа развития.
Она сделала паузу, затем добавила тише:
– Но я понимаю ваше беспокойство. Это беспрецедентно. Мы движемся в неизведанной территории.
– Что показывает нейронное развитие? – спросила Елена.
Петрова увеличила соответствующую область на экране.
– Нейронная трубка формируется с опережением графика, но в пределах нормальных параметров. Пока нет признаков аномалий.
– А что насчет "нестандартных нейронных паттернов", о которых упоминалось в отчетах по экспериментам на приматах?
Петрова напряглась.
– Вы получили доступ к этим данным?
– К части из них. Многие разделы заблокированы.
Петрова огляделась, убедилась, что они одни, и понизила голос.
– Действительно, в некоторых случаях наблюдались необычные нейронные конфигурации. Особенно в областях мозга, связанных с восприятием времени и пространства. Но эти данные считаются… чувствительными.
– Почему?
– Потому что имеют потенциальные последствия, выходящие за рамки первоначальных целей проекта, – Петрова выключила УЗИ-аппарат. – Доктор Соколова, я рискую своим положением, говоря это, но я считаю, что вы имеете право знать. Проект "Темпус" начинался как исследование в области репродуктивной медицины, но в процессе работы были обнаружены эффекты, которые заинтересовали… определенные структуры.
– Кузнецова, – догадалась Елена.
– Да. Он представляет интересы, которые видят в этой технологии нечто большее, чем способ ускорить беременность, – Петрова сделала паузу. – Я не знаю всех деталей, но речь идет о возможности создания особого типа сознания. Сознания, способного воспринимать реальность иначе, чем обычные люди.
Елена почувствовала, как по спине пробежал холодок.
– Моя теория квантовых состояний сознания… Они пытаются создать сознание, способное воспринимать временные линии нелинейно? Видеть возможные будущие?
– Я не физик и не нейробиолог высокого уровня, поэтому не могу судить о теоретических аспектах. Но судя по тому, что я слышала на закрытых совещаниях, речь идет о чем-то подобном.
Елена откинулась в кресле, пытаясь осмыслить информацию. Её собственная теория, которую большинство коллег считали интересной, но спекулятивной, возможно, находила практическое подтверждение. Но какой ценой?
– Вы сказали, что была пациентка с осложнениями, потребовавшими прерывания беременности. Что именно произошло?
Петрова колебалась.
– На 16-й неделе УЗИ показало необычную активность в развивающемся мозге плода. МРТ подтвердило формирование нестандартных нейронных структур, особенно в областях, связанных с темпоральным восприятием. Ларин был в восторге, считал это прорывом. Но затем начались проблемы у матери – сильные головные боли, нарушения сна, эпизоды измененного сознания. ЭЭГ показало синхронизацию между мозговой активностью матери и плода на квантовом уровне – нечто, что никогда раньше не наблюдалось.
– Квантовая запутанность между нейронными сетями, – прошептала Елена. – Именно то, что я теоретизировала.
– Возможно. В любом случае, состояние женщины ухудшалось. Она сообщала о странных видениях, о голосах, о ощущении присутствия "другого сознания" в своем разуме. Психиатрическое обследование не выявило признаков психоза или других расстройств. Это было что-то новое, нечто, для чего у нас не было диагностических категорий.
– И что решили?
– Кузнецов настаивал на продолжении беременности, независимо от состояния женщины. Ларин колебался – научное любопытство боролось с этическими соображениями. В конце концов, решение приняла сама женщина. После особенно сильного эпизода она